«Вокзальские» с «городскими» не то чтобы враждовали, а скорее соперничали между собой кто круче. Драки между ними случались регулярно. Петру и самому доводилось не раз хаживать с местными стенка на стенку против «городских», после чего происходило «замирение». Побежденные вместе с победителями шли на танцы в городской сад, предварительно хлебнув немножко горячительного в виде домашней наливочки. Пить, что покрепче и много, у них не было принято.
Существовал между пацанами еще один неписаный закон – защищать и опекать девчонок своего района. В самую темную ночь, в самое позднее время, возвращаться с городской танцплощадки без провожатого можно было без опасений. Тем более, что ни о каких маньяках в городке тогда еще и слыхом не слыхали.
Для рано повзрослевшего Петра, Анька была «мелкой», ему было интереснее со старшими, а потому иногда с танцплощадки приходилось ей возвращаться одной. И хотя дорога была длинной, пролегала через несколько улиц, железнодорожную линию и огромный темный пустырь, Ане страшно не было. Все знали, что она под Петькиной защитой. Рассердить его боялись – в свои пятнадцать он был шире в плечах и на голову выше многих, кто был и постарше него. Пришлых и приезжих в городке еще не было, а если кто изредка появлялся, ушлые парни, быстро проведав о новичке, сразу же доводили до его сведения местные правила поведения и вежливо объясняли, чем чревато их нарушение. При первой же попытке игнорировать эти разъяснения, нарушителей били больно и жестоко.
Из дому Аню отпускали без особых опасений, полностью доверяя Петру. Он рос без отца и был своим в их доме, где с азартом перенимал у деда Евдокима секреты столярничества.
Ане оставалось учиться в школе еще два года, когда пришлось им расстаться. Уехал Петр сразу после выпускного. Аня приуныла, перестала водиться с подружками и, сделав уроки, все свободное время просиживала за пианино. Летом много читала, уединившись в саду около любимой груши, или помогала в огороде.
Петька, успешно сдал экзамены в технический ВУЗ. По существующим тогда правилам, вновь поступившие должны были отработать месяц там, где укажут. Указали – в аудиториях, в преддверии нового учебного года в ВУЗе шел срочный ремонт.
В большом городе, среди чужих, в основном городских сокурсников, глядевших на него несколько свысока, Петр почувствовал себя совсем неуютно. Ему хотелось обратно в свой маленький городок, где были Анька, мать и дед Евдоким заменивший ему отца. Где был большой сад. Не такой, конечно, как у деда Евдокима, но в саду этом знал он и любил каждое деревце, каждую травинку. Хотелось вдыхать запах свежих стружек, душистыми спиральками выползающих из-под рубанка, слушать Анькину игру и пение.
Петр был высок, черноволос, карие глаза его словно излучавшие внутренний свет были очень притягательны для особ женского пола. Одним словом, был он красив, смел и умен. Одноклассницы чуть ли не все поголовно были в него влюблены, но соблазнила и приобщила его к таинствам плотской любви Зинуля, вокзальная буфетчица. Была она старше Петра на несколько лет, очень раскована, привлекательна, и безотказна. Петр был не единственным, кто втайне посещал пышнотелую красавицу. В пятнадцатилетнем отроке бурлили гормоны, выглядел он на все двадцать и, не устояв перед соблазном, стал он тайком гонять на мотоцикле к Зинуле.
Вот только о зазнобе своей он забывал тотчас же, едва выйдя от нее. И думать, и вспоминать о том, чем занимались они в ее квартирке, Петру было неимоверно стыдно.
Все мысли его занимала Аня. Он помогал ей с математикой, по вечерам слушал, как втроем – она, дед Евдоким и баба Маруся по очереди читают какую-нибудь книгу. Читал и сам. Искоса поглядывая на сидящую рядом Аню, он с трепетом ощущал исходящее от нее тепло. Невзначай соприкоснувшись с ней плечом, запинался и совершенно терял нить повествования. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, гладить ее волосы, издающие легкий запах чайных роз, целовать ее губы. Рядом с ней душу его переполняли непонятные ему самому чувства, совершенно непохожие на те, другие, от которых ему бывало и неловко, и стыдно, а в душе рождалось мучительное раскаяние. И он в который раз обещал себе навсегда забыть дорогу к Зинуле.
Но проходило время и его снова с непреодолимой силой влекло еще хоть раз испытать необыкновенно сладкий и одновременно стыдный момент близости с непутевой красавицей. Он заводил мотоцикл, ехал на станцию, и все повторялось.