– Невозможно, – повторил Петр вслух, самонадеянно утвердившись в бесповоротности своего решения. Сейчас он искренне верил в это.
Вот только Зинуля… Конечно, он мог бы и не ехать. Довольно того, что ею в военном госпитале будет заниматься его друг Андрюха, хирург от Бога. Но что потом? Скорее всего, Зинаиде будет нужен длительный реабилитационный период и кроме него, помочь ей больше некому. Придется побыть с нею до тех пор, пока она не поднимется и не начнет ходить самостоятельно. А если останется инвалидом? Если вообще не сможет ходить?
Об этом он не хотел даже думать, как и о том, что несмотря на все старания медиков, она может просто-напросто не выжить. Он был по-детски уверен, что Андрей вытащит ее, как вытащил не так давно и его с того света. Все сомневались, что Петр дотянет даже до госпиталя, не жилец этот парень, говорили. А он выжил. Выживет и Зинуля.
Несмотря на ее легкомысленный характер, скандалы, капризы, непонимание и окончательный разрыв, Петра по-прежнему связывало с ней что-то такое, чему он не находил названия и чего до сих пор не мог для себя уяснить.
– Нет, – сказал он себе, – нет. Я должен ехать, должен помочь ей выкарабкаться, поставить ее на ноги. А уж потом…
Что будет потом? Потом он возвратится к Анне. Как скоро? Он не знал. Дождется ли она его? И этого он не знал, но отчего-то был уверен, что непременно дождется.
_________________
* Минак (жарг.) – Миноискатель.
30. На распутье
Дверь открылась совершенно беззвучно, и когда в комнату вошел Петр, Анна вздрогнула от неожиданности.
– Ты же запирал меня, а как…
– Я умею все делать неслышно. – Он быстро сбросил куртку. – Да замок я смазал, когда мы пришли, – поймав ее изумленный взгляд, рассмеялся он и протянул ей плитку шоколада. – Испугалась, трусишка?
– Где ты взял?
– Дружок расщедрился, когда я ему сказал что у меня гостья.
Петр был весел, карие глаза его и всегда излучавшие внутренний свет, сейчас сияли ярче обычного. Анне даже показалось, что где-то успел он немного подвыпить.
– Не пил, – в очередной раз угадав ее мысли, снова рассмеялся Петр, – мы дезертиров ловили.
– Поймали. – Утвердительно кивнула головой она.
– А то! Теперь вот умираю от голода.
Пока он хлюпался водой у рукомойника, Анна налила в глиняные полумыски огнедышащего, исходящего ароматным парком борща, поставила на стол сковородку с жареной картошкой и миску соленых помидорчиков.
– Ух ты… – втянув ноздрями аппетитный аромат восхищенно воскликнул Петр, и состроив серьезное лицо строго спросил: – а мозговая кость где?
Оба дружно расхохотались.
– Ну тебя, Петька, ты как будто знал, – смеялась и не могла остановиться Анна.
– И что же это я такое знал? – подул в ложку, осторожно отхлебнул из нее и зажмурился от удовольствия Петр, – с детства такого не ел…
– Представляешь, когда заправляла борщ тушенкой, я, как и ты сейчас, невольно вспомнила несчастного председателя жилтоварищества, которому так и не пришлось отведать мозговую косточку, «то, чего вкуснее нет в мире», – рассмеялась Анна и оба на мгновение застыли, глядя в глаза друг другу.
– Анька, моя Анька… Что же мне теперь делать… – думал Петр, – как не хочется снова от тебя уезжать.
А она смотрела на него и вспоминала, как забавлялись они в детстве. Петька придумывал парочку рифмованных строк, а она их продолжала. Потом начинала она, а он продолжал. Как им было весело тогда…
– Отомри, – первым нарушил тишину Петр.
Они стали есть, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Наконец ужин закончился.
– Пойдем, покурим, Аня.
– ?
– Я покурю, – улыбнулся Петр, – а ты воздухом подышишь. На улице потеплело, небо очистилось, ветра нет. Сегодня еще и полнолуние – на луну поглядим. Пойдем.
Анна поняла, что Петр оттягивает момент, когда им нужно будет как-то устраиваться на ночь.
– Он, как и я, боится этого момента и не знает, как быть, – поняла она.
Укутав в свою куртку, он крепко взял ее за руку. Они вышли и присели на поленья сложенные под остатками навеса. Над ними всходила огромная луна, в просветах ветвей редких оставшихся деревьев мерцали бледные звезды. Было тихо, лишь где-то далеко изредка взбрехивала собака, чуть поближе отвечала ей другая.