– Аня, знаешь, а ты ведь спасла меня. Не смотри так, – обнял он ее за плечи. – После первого тяжелейшего ранения, мне все грезилось в бреду, что я держу тебя за руку, вот как сейчас, – сжал он ее пальцы. – И мне все время казалось, что если разожму ладонь, отпущу твою руку – умру. Шансов выжить было так мало. Я бы точно умер. Ты удержала тогда меня за руку. Ты. Я это знаю.
Он замолчал и помрачнел, вспомнив, как повторял ее имя, и как тогда жестоко ошибся. Мысленно он дал себе слово навсегда сохранить свою ошибку в тайне.
– Я ведь тоже все время думала о тебе… Не знала где ты. Думала, ты забыл обо мне.
– Прости, что не отыскал.
Так и не закурив, он выбросил измятую сигарету и поднялся.
– Пойдем в дом.
Они вошли, в молчании сняли куртки и остановились друг против друга, не зная, что делать дальше.
– Прости, – еще раз повторил он и, наконец, решился. Притянув ее к себе, крепко обнял и стал нежно целовать ее лицо, мокрые от слез щеки. – Не плачь.
– Я разве плачу?
– Плачешь, – гладил он ее волосы. – Боже, какими же глупыми мы были…
– Мне было одиноко без тебя… – шептала она, – я так тебя ждала…
– Знаю, я виноват. Господи, – осыпал он ее поцелуями, – на что я потратил жизнь…
– А я? Если бы не встретила сейчас тебя…
– Я уеду завтра, – отстранился он. Не могу не поехать. Ты меня дождешься?
– А ты как думаешь? – Анна заглянула ему в глаза и, повинуясь внезапному порыву, прильнула к его губам.
Медленно, одна за другой спадали их одежды, пока не оказались оба так близко друг к другу, как могут быть близко только мать и дитя, живущее в ее лоне. И было уже невозможно различить, где он, где она. Родилось новое, единое существо, воспарившее над всеми распрями, войнами, над всей ничтожной земною суетой. Взлет этот был ярким, сильным, и светлым. Он был чист и первозданен, словно напоенный животворящим дыханием Вселенной, дыханием самого Создателя.
– Милая, милая моя Анька, девочка моя – шептал он, задыхаясь, а она вторила ему, – Петька, Петька мой… Родной…
И не было в мире музыки прекраснее этого дуэта.
Поутру они собрались в дорогу. Суета утра не смогла разрушить звенящую в их душах чистую мелодию любви, как часто случается это с людьми после ночи проведенной в объятиях друг друга. Они молчали. И молчание это было сильнее и проникновеннее любых слов.
Убаюкивающе урчал мотор мотоцикла, Анна дремала в коляске. Сейчас она казалась Петру не женщиной прожившей довольно долгую и непростую жизнь, а милой девочкой, перед которой он так робел когда-то.
Они ничего не обещали друг другу и простились так, будто расставались всего на несколько часов. Все ими решено было еще там, в маленькой комнатке, посреди изуродованного войной городка.
Она глядела ему вслед, а в голове ее, то всплывали, то гасли строки:
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою…*
***
Загнав мотоцикл во двор госпиталя, Петр взбежал по ступенькам и сразу же столкнулся в дверях с Андреем Владимировичем.
– О, друже, ты уже здесь? Я ждал тебя только к вечеру.
– Да я своим ходом, на мотоцикле. Ну, как она?
– Да зря ты паниковал, все не так страшно оказалось. Операция была сложная, долгая, но жить будет и бегать будет. Правда не быстро и не скоро, – с сожалением развел он руками, – через полгода минимум. Так что, готовься, ее восстановление полностью на тебе. Держать в госпитале, сам понимаешь, я ее не могу. Дома, как я понял, смотреть за ней некому? Через три дня забирай. И мой тебе совет – все процедуры делай сам, ты же почти медик, знаешь, что и как. А я все подробно тебе распишу.
– Ну да… – скривился Петр, – ты вообще в курсе, что мы с ней почти в разводе?
– Здравствуй, бабушка… Зачем же ты подпрягся тогда?
– Андрей, не могу я ее оставить, у нее кроме меня – никого.
– Да ну… Как так. Подруги там, родственники… Должен же кто-то быть. Ты часом не лукавишь, братец?
– Характерец у нее, – насупился Петр, – подруг всех разогнала, все боялась, что мужа могут увести.
– Тебя-то? – скептически хмыкнул приятель.
– Первого. Ну и меня, конечно. Только так меня она допекла, что сам ушел. Родственников нет – она детдомовская. Так что… С юных лет ведь ее знаю, кто кроме меня ей поможет. Да и капризы ее терпеть дольше пары дней никто не сможет. А я привык, устойчивый, – криво усмехнулся Петр.
– Ну, не знаю. Я бы на твоем месте на такие жертвы не пошел.
– Да вам, хирургам, только бы резать, любите радикальные решения, – неожиданно для себя самого разозлился Петр. – Думаешь, я с такой уж радостью на это иду? – Ему очень хотелось рассказать другу про Анну, но теперь желание это пропало, да и момент был неподходящий. – Лады, Андрюха, через три дня заберу, а пока оформлю документы на группу.