Петр улыбнулся, встал, сломал тонкую веточку и очистил ее от листьев. Подойдя к муравейнику, осторожно сунул ее внутрь муравьиного жилища, как делал это в далеком детстве. Муравьи забегали, засуетились и мгновенно облепили вторгшееся в их дом враждебное орудие. Петр подождал немного, потом стряхнул насекомых и сунул ветку в рот. Ощутив на языке приятную кислинку, он зажмурился от удовольствия. Сразу же вспомнился ему и еще один вкус детства – вкус сладкого цветочного нектара.
– Как же назывались эти дикие маленькие цветочки? – наморщил он лоб. – Медуница! – вспомнив, счастливо рассмеялся. В детстве они часто лакомились душистым нектаром, слизывая его с маленьких фиолетовых цветочков выдернутых из чашелистиков. То же они проделывали и с цветками акации, не только слизывая с них нектар, а часто съедая их целиком. Нужно было только старательно вытряхнуть из соцветий мелких мошек составлявших конкуренцию им, маленьким любителям природных сладостей.
– Как прекрасен мир… Какая красота… Почему же мы, люди, не можем жить так вот, как живут все эти маленькие создания, откуда эта ненависть друг к другу? Зачем эти войны, грязь, алчность, смерть? Почему не можем мы жить в гармонии с природой? И я… На что я потратил свою жизнь? – в который уже раз сокрушался Петр. – Всю жизнь делал не то, жил не там, не с теми…
Однако пора было уже возвращаться, Зинуля слишком долго находилась одна. Уезжая к Андрею, Петр оставил ей и еду, и воду, и все, что могло потребоваться ей в его отсутствие. Конечно, она уже могла и сама передвигаться, но делала это неохотно, бесконечно жаловалась на боли в ногах, в спине, капризничала, сердилась, плакала. И душа Петра откликалась состраданием на ее боль. Каждый раз, совсем уже решившись покинуть ее, он вновь и вновь оставался. Эта раздвоенность разрывала ему сердце – он все время думал о Анне, но непонятная ему самому сила заставляла его находиться возле Зинули.
– Да что же это такое, зачем я это делаю? – в который раз спрашивал он себя, – самоубийца я что ли? Почему мне жаль Зинаиду и не жаль себя, не жаль свою собственную, утекающую меж пальцев жизнь? «Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть», – вдруг вспомнилась ему фраза из «Скупого рыцаря». – Вот оно, вот! – воскликнул он, – но как же зверь этот беспощаден… Господи, для чего ты поставил передо мной такой жесткий выбор… Зачем я мучаю Анну? Она ведь ждет меня, а я даже писать ей больше не могу. Как, какими словами ей все объяснить, когда ничего объяснить не способен я и самому себе? – терзался Петр и не находил ответа.
Обувшись и выкурив еще одну «Беломорину» позаимствованную у друга-хирурга, Петр тяжело вздохнул, отыскал в кустах мотоцикл и вывел его на трассу.
Всю дорогу тягостные мысли не оставляли его, нарастая по мере приближения к дому. Едва он въехал на свою улицу, как случилась мелкая неприятность усугубившая его и без того дурное настроение. Мотор видавшего виды старичка-мотоцикла пару раз чихнул и заглох. Пришлось тащиться пешком по самому солнцепеку да еще тащить за собой своего не ко времени утратившего прыть «коня».
Оставив мотоцикл в гараже по соседству с джипом оставшимся Зинаиде после смерти мужа, он открыл дверь и застыл на пороге.
Поскольку Петр не въехал, а, не создавая никакого шума, вошел во двор пешком, Зинуля совсем не была готова к его появлению. И в этот момент, напевая модный шлягер, она довольно резво поднималась по замысловато украшенной лестнице на второй этаж.
Застав ее за этим занятием, Петр во избежание скандала решил не обнаруживать себя. Тихонько затворив дверь, он вышел обратно во двор. Успокоив дыхание и взяв себя в руки, он нарочито пошумел, покашлял, и вошел снова, громко хлопнув дверью.
Через минуту на лестнице показалась притворщица и тяжело опираясь на палку стала медленно спускаться, страдальчески морща лицо.
Петр молча смотрел на нее. Впервые за все время проведенное с нею, чувство сострадания ни на миг не шелохнулось в его душе. Идея приятеля предложившего подыскать замену больше не казалась ему ни коварной, ни безнравственной. Даже напротив – вполне приемлемой и спасительной. Оставалось лишь набраться терпения и дождаться пока хитрый план Андрея воплотится в действие.
«Когтистый зверь» мог теперь отдохнуть и больше не тревожить его. Во всяком случае, в этой ситуации.
Так думал Петр, терпеливо выслушивая жалобы и упреки в своем долгом отсутствии. Он принял окончательное решение уйти. Однако не сразу. Что-то не позволяло ему оставить ее одну. Он решил дождаться Андрея.