Фраза, вызвавшая в прошлый раз неукротимый приступ ярости, на сей раз не произвела на Петра ни малейшего впечатления, он только расхохотался.
– Ну, Андрюха, ты и злопамятный! Что там с документами?
– Оформили. Свидетельство у меня в кабинете, идем.
– Сложно было?
– Да что ты, все как по маслу. Твоя Зинуля не только не противилась, а еще всячески процесс помогала ускорить. Не терпелось стать свободной – уж очень ей Борис, шельмец эдакий, по душе пришелся. Умеет он с бабами… Только пока не торопится, взвешивает все за и против.
Заметив, как помрачнел Петр, он осекся.
– Зато ты теперь свободен. Уход и внимание Борис ей обеспечит, тебе не о чем беспокоиться. Или есть? – подозрительно взглянул он на друга. – Ты хоть понимаешь, насколько тебе противопоказана такая, с позволения сказать, семейная жизнь, если конечно не хочешь сыграть в ящик до срока. Понимаешь?
Петр молча кивнул головой, но в ту же секунду с замешательством ощутил шевельнувшееся в душе какое-то весьма неприятное чувство очень схожее не то с ревностью, не то с сожалением. Да в чем же дело? В чем дело? Он был свободен, его ждала Анна, а он тревожился о женщине, которая обманывала его, манипулировала им, и едва не свела в могилу. Теперь он оставлял ее на попечении человека, в котором, несмотря на заверения Андрея, совсем не был уверен.
– Да какое дело мне теперь до нее! – Петр даже выругался. Но видимо какое-то дело все-таки было, что-то такое щемило в душе и не давало ему покоя. «Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она – моя»*, – вспомнилось вдруг ему. – Ну да, «была моя», да в том-то и закавыка, что не только моя. Как оказалось – общая. Перестань, – сказал он себе. – Точка.
– На имущество претендуешь? – прервал его размышления Андрей.
– Я? Ты что?! – взвился Петр.
– Тихо, тихо, так, на всякий случай спросил. Хотя я бы эту дамочку из принципа пощипал маленько на твоем месте.
– Во-первых, она не «дамочка».
– Ха!
– Вот тебе и «ха»! Ты оставайся лучше на своем месте, советчик. Лечи. Сам бы так никогда не сделал, небось.
– Ладно, согласен. Проверял нервишки твои. Что-то пока не очень, – нахмурился Андрей, – вот это все будешь принимать две недели, потом снова ко мне, – протянул он другу лекарства. – Или я к тебе. Посмотрим. И ехал бы ты к себе в городок поскорее, спокойней будет. С жильем только… Но ты разберешься, потихоньку восстановишь, я по свободе помогу, Борьку подключим. А пока, флигилек – вполне. Жить можно. А там, глядишь, и нормальная женщина найдется, без заскоков. Чтоб только нервы не мотала, а любила, холила и лелеяла, – хлопнул он Петра по плечу и рассмеялся.
– Уже.
– Что «уже»?
– Нашел.
Андрей с изумлением уставился на друга.
– Когда это ты успел? Ну-ка, ну-ка, докладывай. Я все-таки тебя уже пару раз с того света вытаскивал, обязан знать. Чтобы третьего не допустить, – ухмыльнулся он. – Собирайся. Пока я свободен, съездим к твоей красавице, заберем твои манатки, и я тебя отвезу в наш городок. Давно там не был – от дома моих родителей и стен не осталось…
И пока они ехали к Зинуле, Петр наконец рассказал другу об Анне.
34. С пылу с жару
Уехав к бывшей жене, Петр снова исчез. Писем от него не было уже почти две недели, телефон – вне зоны доступа.
– Нужно было узнать хотя бы номер телефона его друга, – терзалась Анна и сама же себе возражала: – можно подумать, я решилась бы позвонить… Никогда ведь нельзя с уверенностью знать, какое место ты занимаешь в чьей-то жизни. Не зависит от нас долговечность нашей любви, как не зависит долговечность и самой жизни. А те, кого ждешь, не приходят так долго… Или же не приходят никогда.
Всю жизнь можно провести в сожалениях о том, что могло бы быть и не случилось, да так и не решиться сделать тот главный шаг, который мог бы изменить все. Ибо чтобы осмелиться сделать его, этот шаг, пришлось бы разрушить собственные устоявшиеся принципы, а возможно и преступить установленные самим для себя моральные границы. И неважно, что и принципы, и границы эти иногда могут быть ошибочными, а вовсе не истинными.
Что же остается? Остается принять жизнь, как есть. Ведь никогда еще бунтарство тех, кто все же решался «преступить», не приносило им удовлетворения, а приводило чаще всего к противоположному результату как в любви, дружбе, семье, так и в войнах, переворотах, революциях. Невозможно в полной мере предвидеть последствия своих поступков, даже самых, казалось бы, благих. Да и с желаниями не все так просто. Слишком уж часто жизнь подтверждает мудрость слов: «бойтесь своих желаний – они имеют свойство сбываться».