У Петра вдруг заломило виски, появился и стал нарастать шум в ушах.
– Осколок у позвоночника привет шлет, слишком долго за рулем просидел. Недоставало еще, чтобы приступ головной боли приключился как тогда, при первой встрече, – поморщился он, превозмогая боль.
Дело, конечно, было не только в осколке. Прежние сомнения никуда не исчезли и продолжали точить его изнутри. От этой раздвоенности на душе у него стало муторно. Но выбор был сделан, пути для отступления отрезаны. Он уже здесь.
Присев на скамейку у подъезда, после некоторых раздумий Петр решил, что правильнее будет позвонить Анне и предупредить ее о своем приезде. Вспомнилось ему, как когда-то давно он уже совершил оплошность, без предупреждения вернувшись домой из боевой командировки. Вспомнил и чем это закончилось. От Анны он такого не мог ожидать, она совсем не была похожа на легкомысленную Анюту, но червячок сомнений, ведущий свою родословную с тех давних времен, внезапно проснулся и опасно зашевелился в душе. Не успел он достать из кармана мобильник, как неожиданно над его головой раздался тихий голос, который узнал бы он и среди сотен других:
– Ты… Это ты… – словно не веря самой себе, выдохнула неслышно подошедшая Анна.
– Я и не заметил, как ты подошла, – Петр поспешно поднялся со скамьи.
– С кем поведешься, – рассмеялась Анна, – тебя же учили в спецназе подходить бесшумно, вот и я… У тебя учусь.
Он заметил, что она немного похудела, под глазами залегли тени, веки слегка припухли и покраснели, будто совсем недавно она плакала.
– А я – вот, – приподняла она сумку, которую тут же перехватил Петр, – будет чем тебя накормить с дорожки.
Лифт не работал. Они неспешно поднимались по грязной лестнице, усыпанной разным мусором, и отходами жизнедеятельности людей и котов, перекидываясь ничего не значащими фразами, будто и не расставались никогда.
Войдя в квартиру, Петр занес продукты в маленькую кухоньку, видимо пережившую не одну коммунальную катастрофу. Во многих местах отставшие от стен обои были покрыты следами некогда стекавшей по ним сверху воды, на потолке темнели безобразные проплешины отпавшей штукатурки. В кухонном шкафчике недоставало одной дверцы, остальные перекосились от влаги и открывались с трудом – Анна как раз доставала с его полочек посуду.
Проследив за взглядом Петра, она, словно извиняясь за неприглядный вид своего жилища, молча пожала плечами. Видно было, что ей очень неловко перед Петром за эту нищету и неустроенность.
– Освежись с дороги, а я пока приготовлю нам поесть, – протянула она ему чистое полотенце.
Ванная комната повергла Петра в еще большее уныние. Те же следы неоднократных протечек на стенах, зияющая дыра вентиляционного отверстия с кое-как приставленной к нему решеткой, да так и оставшийся почерневшим после уничтоженной плесени потолок.
В комнате – все та же печать разрухи, безденежья и многолетнего отсутствия ремонта. Везде были видны тщетные попытки поддержать чистоту и хотя бы какой-то уют. Старые полки с книгами, такие же древние секретер, софа и пианино – вот и вся обстановка.
– Бедный «оловянный солдатик», сколько же тебе пришлось претерпеть в этой жизни и сколько же я еще не знаю о тебе… – Угрызения совести и горькие сожаления об утраченном времени охватили душу Петра. – Ничего, теперь все будет по-другому. Мы уедем отсюда. Уедем и начнем жизнь сначала. Пока мы живы, ничто не потеряно до конца.
Освежившись под душем, Петр почувствовал себя лучше, головная боль немного отпустила, и он вышел на балкон покурить.
На противоположной стороне улицы домов не было. С высоты десятого этажа ему хорошо было видно все пространство поля до самого горизонта. Оно было поделено на небольшие квадратики огородов, на каждом из которых высилось по два-три фруктовых деревца и кое-где виднелись сгорбившиеся фигурки огородников. От дороги огороды отделяла неширокая полоса деревьев, откуда слышался стрекот сорок, дробный стук дятла и посвистывание синиц. Прямо перед Петром, едва не задевая его крыльями, стремительно носились стаи ласточек, оглашая окрестности звоном серебряных колокольчиков.
Подняв глаза, Петр загляделся на небо. Как редко доводилось ему видеть такую красоту… Яркую синеву оттеняла белизна огромного облака из темно-синего брюха которого, у самого горизонта, изливался сияющий разноцветьем водопад радуги.