– Что, плохо ему опять? – охнул Борис.
– Совсем. – после некоторого молчания коротко ответил Андрей.
– Совсем?.. – слово замерло на устах Бориса. Внезапно он понял, что произошло, и беспомощно оглянулся на деда Серегу. В мозгу его тяжело заворочались слова из стихотворения, неожиданно обернувшиеся страшным предсказанием.
Он смотрел на успевшие уже заостриться черты Петра, счастливую улыбку на мертвом лице, а в голове назойливо кружили и кружили неожиданно ставшие роковыми строки:
Но смолкли вдруг бледнея гости…
Рукой, дрожащею от злости,
Судьба в окошко к ним стучит:
Стук, стук, стук…
Новый друг к вам пришёл,
Готовьте место!
– Нет, не друг. И не новый. Проклятый старый. И имя ему война, – сам того не замечая, произнес вслух Борис.
– Ты что-то сказал? – повернулся к нему Андрей.
Борис лишь молча махнул рукой и, понурившись, отошел к окну.
Между тем, вошедший в комнату Грач деловито, будто бывал здесь уже много раз, направился к дивану, на котором лежала Зинуля. Внимательно рассмотрев ее, кот запрыгнул на постель, и громко мурлыкая, стал тереться мордочкой о щеку Зинаиды.
Прикосновение мягкой шерстки и умиротворяющее урчание побудили Зинулю открыть глаза. Некоторое время она молча, без выражения глядела на неожиданного гостя. Внезапно глаза ее наполнились слезами и, обхватив руками Грача, она разразилась громкими безутешными рыданиями.
– Ну, слава Богу, – выдохнул с облегчением Андрей, – этот «доктор» для нее сейчас лучше любых лекарств. Нужно будет потом забрать его вместе с дедом в наш центр. О чем я думаю… – тут же рассердился он на себя. – О чем… Да о детях я думаю! Петр столько войн прошел. Столь печальный результат, как ни тяжело это признать, был ожидаем и закономерен. А детишки чем заслужили свои раны, и телесные, и душевные? Не по своей воле пришлось им угодить в эту проклятую мясорубку войны. И теперь потребуется приложить все силы, чтобы вернуть их в детство, в мирную жизнь. Пока еще не поздно попытаться сделать это.
***
Вскоре приехала полиция. После выяснения обстоятельств, все разъехались кто куда. Увезли Петра. В доме остались трое. Дед Серега курил с потерянным видом у окна. Анна, только сейчас вполне осознавшая весь трагизм произошедшего, сидя за столом, плакала, обхватив голову руками. И лишь лежавшая на диване Зинуля смогла, наконец, забыться тяжелым беспокойным сном. Грач, согревая своим теплом, лежал у нее на груди и тихо мурлыкал.
53. Светя другим сгораю сам
Иногда наш огонь гаснет, но другой человек снова раздувает его. Каждый из нас в глубочайшем долгу перед теми, кто не дал нашему огню потухнуть.
Альберт Швейцер
Так и не раскурив сигарету, Андрей сидел у открытого окна, угрюмо глядя на лес, роняющий последнюю листву. Маленькие вихри подхватывали ее, кружа в последнем танце, и безжалостно швыряли на землю.
– Пора, пора мне уходить из профессии, – тревожным звоночком билась в голове Андрея неотвязная мысль. Откуда-то сами собой всплыли полузабытые строки. Кто написал их – он не помнил.
Вот так и я, как лист осенний,
В каком-то там году,
В одно из роковых мгновений,
С ветвей судеб паду.
Подхватит ветер с сиплым воем
Мою земную тень,
И унесет в страну покоя
Под кущ нездешних сень…
Прошло уже почти две недели со дня похорон Петра, но боль утраты ничуть не стихла, она стала только острее.
С Петром они были настолько близки, как редко бывают близки даже братья. Несмотря на взрывной характер друга, часто навлекавший на него же самого неприятности, несмотря на периодически вспыхивавшие между ними перебранки, никто другой не был способен так проникать в самую сердцевину чувств и поступков Андрея.
Только лишь Петр вполне понимал истинную подоплеку показного цинизма друга и знал настоящую причину бесконечной смены его разнообразных пассий, за что другие порицали Андрея. Многие считали его легкомысленным и неразборчивым в связях человеком, хотя и блестящим профессионалом. Хирургом «от Бога».
Суровость профессий обоих друзей не смогла ожесточить их, вытравить из них отзывчивости к людским бедам и тщательно скрываемой за напускной грубостью душевной тонкости. Не превратила их, подобно многим другим, в хладнокровных, равнодушных циников. Оба тонко чувствовали, понимали друг друга, и в трудную минуту всегда находили, быть может грубоватые, но очень нужные слова дружеской поддержки. И не только слова.