Пять каннибалов в черных рясах поверх теплых одежд, вооруженные обрезами охотничьих ружей и копьями, стояли перед ним полукругом.
«Монахи Аида!» — полыхнула страшная мысль. Но хуже всего, что с ними был сам Аид.
Старый владыка людоедов молча смотрел на тело Селиверстова. И странным был этот взгляд. Не оценивающий, как при визитах на нейтральную территорию процессии «пятнадцать-шестьдесят», а совсем другой. Глаза Аида слезились, подбородок дрожал, руки безвольно висели. Старик рухнул на колени и, приподняв голову Василия, осторожно снял темные очки. В мертвых глазах застыло удивление — Селиверстов, наверное, даже не успел понять, что произошло.
— Говорят, что в глазах убитого можно увидеть отражение его убийцы, — тихо сказал Аид и осторожным движением пальцев опустил покойнику веки. — Но это все суеверная чепуха.
Затем владыка обратил свой взор на Ломаку.
— Скажи мне, юноша, кто это сделал?
— Свидетель Армагеддона. Он туда убежал. — Костя указал рукой. — Я все патроны истратил, но не достал его.
— У тебя на лице замерзшие слезы, парень. Ты тоже горюешь по Васе?
— Он был моим лучшим другом. И он благородный человек.
— Я знаю это, парень, — тоскливо покачал головой Аид. — Дети мои, — он обратился к монахам, — идите и поймайте эту мразь. Живым его доставьте. Слышите вы меня?
— Да, владыка, — кивнул один из монахов. — Но… Нельзя тебя оставлять одного здесь. В городе полно тварей.
— Меня сейчас интересует одна тварь. Та, что убила Василия. И вы должны привести ее ко мне.
— Да, но…
— Бегом!!! — закричал Аид.
— Слушаюсь, владыка. — Монахи покорно опустили головы.
Тот, что говорил, кивнул на Ломаку.
— А с этим что делать?
— Ничего с ним не делать! Оставьте его в покое! Делайте, что я сказал!
Послушники быстро удалились.
Старик положил голову покойного себе на колени и провел костлявой ладонью по небритой щеке Селиверстова.
Константин никак не мог понять, что происходит. Однако чувствовал, что предводитель каннибалов потерял к нему всякий интерес. Ломака осторожно встал, медленно подошел к телу друга и резко схватил его автомат. Там ведь еще есть патроны. Щелчок затвора.
— Слышь, ты, старый пень! — прорычал Ломака.
— Не хами старшим, это некрасиво, — буркнул Аид, не поднимая головы.
— А людей есть красиво?
— Не буду утверждать, что это так.
— Слушай, у меня в жизни не так много близких людей. Василий Селиверстов был одним из них. И я не позволю тебе и твоим волкам сожрать его. Ты понял?
Старик наконец поднял голову и посмотрел на Костю воспаленными глазами.
— Дурак, — прокряхтел он. — Пока я жив, никто не посмеет так поступить с моим сыном.
Озноб пробежал по спине Константина. Он опустил оружие. Ноги обмякли, колени уткнулись в сугроб.
— Что?!
— То, что слышал. Василий Селиверстов — мой родной сын.
Признание настолько поразило Костю, что он больше ничего не мог сказать, продолжая смотреть на старика, которого, казалось, боялся весь мир, немигающим взглядом.
— Слушай, парень, я знаю, Вася нянчился с тобой. Стало быть, ты достойный человек. Послушай совет старого чокнутого говнюка, не суйся в метро. Там уже ад. Настоящий ад. Страшная война началась, и наш мир полетел к чертям в очередной раз. Но то, что происходит на поверхности, раем даже полоумный хрен не назовет. Уходи из города. Подыщи себе убежище. Ты справишься.
— Я хочу найти свою жену, — тихо проговорил Костя.
— Тогда ступай и найди ее. И спаси от человеческого безумия.
— Да, — растерянно буркнул Ломака и пошел прочь, не имея ни малейшего представления о том, где ее теперь искать.
— Постой! — окликнул Аид.
Константин обернулся.
— Как ее зовут?
— Марина. Марина Светлая.
— Я скажу послушникам. Ее никто из моих не тронет. Это все, что я могу для тебя сделать. А за Васю не беспокойся. Он был воином. И как воин будет похоронен. А теперь убирайся.
Бросив на несчастного старика прощальный взгляд, Костя заметил, как у того потекли ручьями слезы.
Последняя пуля из «винтореза» ранила преследовавшую тварь. Бросив пустую винтовку в снег, Жрец торопливо заряжал дробовик оставшимися патронами. Подстреленный монстр визжал где-то позади — никаких сомнений, что на вопли сбегутся толпы других. Иметь дело с тварями — это гораздо хуже, чем с вооруженным автоматом мазилой.