— Чёртов козёл!
Подрезавшая нас машина уже умчалась, человек прокричал ей вслед ещё несколько грубых выражений, а я понял, что задремал. Провёл по лицу рукой, снимая остатки сна, и спросил:
— Скоро приедем?
— Скоро. — Человек помолчал, а затем неожиданно сообщил: — Ты улыбался. — И добавил: — Не как обычно, а по-доброму. Ты улыбался очень красиво. Будто снова был счастлив.
Я посмотрел на руку — она не дрожала. Посмотрел и ответил:
— Мне снился хороший сон.
— Я так и понял.
— Простить невозможно!
Я вздрогнул, резко обернулся к человеку, но, уже поворачиваясь, понял, что голос принадлежал не ему. А человек, похоже, уже успел привыкнуть к моим выходкам, не отпрянул, не вскрикнул, а кивнул на приборную панель и спокойно объяснил:
— Радио. Выключить?
Потянулся к кнопке, но я мягко перехватил руку:
— Не надо.
— Простить невозможно, — задумчиво произнесло радио приятным мужским голосом. — Боль, страх, насилие, смерть — как их можно простить? Пережитый кошмар всегда будет рядом, всегда будет жечь изнутри, напоминая: «Это было». И напоминая, КАК это было. Ты действительно сможешь примириться с тем, что рвёт тебя? Сможешь? Сможешь. Если забудешь. Другого способа нет. Простить по-настоящему означает забыть, только так и никак иначе. Если ты сочтёшь, что обидчик искупил вину, искренне раскаялся, попытался исправить содеянное, — нужно забыть. И приказать себе никогда не возвращаться в мыслях к тому эпизоду. Потому что, пока ты помнишь, — ты не прощаешь.
— Жестоко, — хмыкнул я. — Что за программа?
— «НАШЕ радио», «Первый Полночный», — ответил человек. — Сейчас об этом парне все говорят.
— Почему?
— Ты не слышал? — удивился человек.
— Нет.
— Он убил маньяка, который схватил его подругу. Маньяк транслировал убийства в сеть, на свой канал, а Кирилл его выследил и убил. Все видели, как он это сделал.
— Странно, что его оставили на радио, — брякнул я. — Да и вообще: его высказывания больше подходят убийце.
— Он рассуждает с разных точек зрения, — объяснил человек. — Пока ты был в том доме, он говорил, что прощение — очень важно. Что это единственный способ не потерять себя.
— Правильно говорил, так и есть, — кивнул я. — А ещё прощение требует огромной силы. Чудовищной силы. Такой у меня никогда не было и никогда не будет.
— Он тоже так говорил.
— Значит, он знает.
Мы помолчали, а затем человек спросил:
— Ты не простил?
Наш разговор должен был прийти к этому вопросу, поэтому я ответил честно:
— Нет. — И уточнил: — Я убью.
Он догадывался, что услышит, поэтому моя искренность произвела на человека правильное впечатление — он уже знал, что может мне доверять. Он не вздрогнул. Машина не вильнула. Мы ехали, как ехали.
Потом человек задал следующий вопрос:
— За дело?
— Он вырезал сердце пятнадцатилетней девочке.
— Ольге?
— Да.
— И откупился от тюрьмы?
— Его не нашли.
— А ты найдёшь?
— Я уже рядом. Я очень, очень близко.
Для оптимизма не было оснований, но я искренне верил в свои слова. Я чувствовал, что так есть. Так должно быть, ведь я — сын Великого Полнолуния, а оно дарит своим детям огромную силу. Этой силы недостаточно для прощения, но хватит, чтобы найти и убить. Я ещё не знаю, где, не знаю, кого, но сила приведёт меня.
Я верну зло тому, кто сделал мир темнее.
И сжёг мою душу.
— Мы приехали.
Я снова полез за бумажником, но человек покачал головой:
— Больше пока не плати — не надо.
Я улыбнулся, надеюсь, дружелюбно, и спросил:
— Стало интересно?
— У меня никогда не хватало сил ни на месть, ни на прощение, — честно и очень грустно ответил человек. — Я слаб.
— У каждого свой путь, — сказал я, глядя ему в глаза. — Твоя сила в другом.
— Может быть, — не стал спорить человек. — Поэтому я помогу тому, кому хватило сил хотя бы на месть.
— Спасибо.
Я кивнул, прошёл во двор, куда запретил въезжать человеку, и сразу увидел нужную дверь. Она была намного лучше и «богаче» двери в магазин Скупщика, но тоже не привлекала к себе внимания, и если бы не два бойца на лавочке, я бы не догадался, что мне именно сюда.
«Яомо, — пришло в голову определение. — Кажется, вторая их ипостась — леопарды».
Опасные противники.
Но не для меня сегодня.
А выглядели парни скромно: невысокие, худые, спокойные, неприметно одетые. Ко мне — традиционно недружелюбные. И тут, не скрою, я испытал некоторую детскую гордость: насколько же опасным существом надо быть, раз даже эти лютые оборотни испытывают при моём появлении тревогу?