Я — осадок, что выпал в дистиллированном зле убийства.
Я вспомнил.
Но сначала я вспомнил Порчу. Как она приходила в больницу и говорила что-то правильное, что-то очень-очень правильное. Я лежал перебинтованный, склеенный гипсом, слушал то, что говорила Порча, и соглашался с каждым её словом. Потом Ленка стала говорить странные вещи. Говорила, что полиция никогда не поймает убийцу. Говорила, что он колдун по прозвищу Сердцеед, говорила об Отражении и о том, что никак иначе эту мразь не достать. Я не верил. Но когда Порча вывела меня из комы и срастила сломанную в трёх местах руку — всё изменилось.
Ленка сказала, что есть лишь один способ отыскать и наказать убийцу.
А я очень хотел его отыскать.
И наказать.
— В ладанке — земля с могилы Ольги, — Порча указала пальцем на чокер. — Я зашила землю в обрывок одежды, которая была на Ольге в момент смерти. В тебе зло её убийства — я взяла его у Скупщика. Ты набрал силу Великого Полнолуния и знаешь, чего хочешь. Ты хочешь этого больше всего на свете. Так узнай!
Я закрыл глаза.
— Вспомни то, чего никогда не видел! Вспомни, как вспомнил могилу Ольги! Вспомни, урод! Дай мне след!
Дом. Хороший дом на престижной улице в старом центре Москвы… Я вхожу в подъезд… Или это он? Не важно. Мы входим в подъезд, поднимаемся по лестнице на третий этаж и отпираем дверь в квартиру. В прихожую впархивает прелестная, совсем юная девушка. «Павел Аркадьевич, я не ждала вас так рано!» Девушка целует нас в губы, и я чувствую, что хочу её прямо здесь, в прихожей. Она отзывается на моё желание. Я улыбаюсь… Бросаю взгляд в зеркало и вижу себя. Я — крепкий мужчина в самом расцвете. Опытный атлет. Не юноша, но до старости мне далеко, я держу себя в великолепной форме. Не красавец, но и не урод.
У меня красивые седые волосы.
«Здравствуй», — шепчу я себе.
Но я себя не слышу…
— Ты вспомнил?! Ты узнал?
Видение исчезло.
— Кто убийца?
Я смотрю на руку. Рука дрожит. Во мне нет ненависти к Ленке, ведь, по сути, она такая же, как я: растерянная, несчастная и очень-очень злая. В ней есть сила, но не столько, чтобы простить. Рука дрожит. Мне снова горько. Я стою на перепутье, там, где у меня есть возможность остаться собой. Я понимаю, что Лена, которую здесь зовут Порчей, с радостью закончит дело и мне не придётся вымаливать прощение у Ольги. Я приду на Преображенское кладбище, и принцесса улыбнётся.
Она добрая — моя душа.
Моя мёртвая душа.
Мёртвая.
Я заставляю себя вспомнить белый гроб посреди чёрного двора. И родителей моей принцессы, чёрных от горя, постаревших, позабывших, что значит радость.
Я вспоминаю. Горечь уходит.
Рука перестает дрожать.
Я поворачиваюсь, долго смотрю на Порчу и ровным голосом говорю:
— Я вспомнил, что ты сделала.
Она отшатнулась, но не испугалась — отшатнулась, чтобы выиграть расстояние для отражения атаки, а когда поняла, что бить не буду, пожала плечами:
— Ты сам принял решение.
— Я не верил, что это возможно.
— И тем не менее решил сделать. — Она рассмеялась. У неё заразительный смех, но то, что она говорит, — пугает. Она — Порча. Нет сомнений. — Ты сожалеешь?
На этот вопрос я знал ответ. Увы.
— Нет, я не сожалею.
— Значит, мы поступили правильно. — Порча смотрит на меня в упор. — Назови убийцу.
— А если откажусь?
— Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не назовёшь имя.
Она не шутит. Она очень серьёзна. Она много сделала, чтобы узнать имя, и не отступит. Однако мне нужны гарантии.
— Если назову — выйду?
— Далеко собираешься?
— На Преображенское кладбище.
Порча кивнула с таким видом, словно услышала то, что ожидала, и пообещала:
— Если назовёшь — выйдешь.
И я называю всё: номер дорогого дома на престижной Пречистенке, подъезд, этаж и квартиру. А напоследок — имя:
— Дьяк-меченосец Лаврич.
И вижу, как твердеет лицо Порчи.
— Ты справишься?
Она долго молчит, потом отвечает:
— Постараюсь.
Но уверенности в её голосе нет.
Я знал, что так будет, но должен был всё рассказать, чтобы не затягивать встречу и не драться. Я рассказал всё и ушёл.
На залитой лунным светом улице меня ждали человек и жёлтая машина.
Шёл дождь.
Нет, не сейчас — тогда шёл дождь.