Анни подходит к пишущей машинке, вынимает из нее лист, читает.
Анни. «Кадр семьдесят девятый. В командирском отсеке. Задек смотрит на экран: прямо на зрителя разворачивается, зеленовато поблескивая, лазерная пушка. Крупным планом – мрачная усмешка Задека: «Вот они! Сдается мне, план сработает». Слышен громкий голос Кронка: «Держи курс, Задек…»
Генри (обрывает). Это не литература, а кино. Картинки. И вообще, это не считается: нужно же на Шарлоттины алименты зарабатывать. Вот выйдет за своего архитектора – тогда буду писать настоящее.
Анни выпускает лист из рук, он ложится обратно на машинку.
Анни. А пьесы для меня ты так и не написал.
Генри. Не написал. Хотя пытался. Давно мне не было так тошно, как сейчас. Впрочем, вчера было не лучше. Не сердись. Поеду с тобой в Глазго, ты будешь играть «Когда б она блудницей не была»,[6] а я – строчить про Кронка и Задека.
Анни. Я не еду в Глазго.
Генри. А я говорю – едешь!
Анни. А я говорю – нет! Будем заниматься пьесой Броуди. Я так хочу. Я! Понимаешь – я! Или это тоже не важно? Генри?
Пауза.
Значит, отказываешься? Ну да, ты у нас такой разборчивый, привередливый… Что ж, слушай свою утонченную музыку, расти духовно. (Включает стоящий на столе Генри крошечный радиоприемник. Негромко звучит поп-музыка. Анни направляется к двери.)
Генри (в отчаянии). Да зачем, зачем тебе этот Броуди? Влюбилась, что ли?
Она оборачивается, смотрит; он понимает, что совершил ошибку.
Считай, что я ничего не говорил…
Анни. Поздно. (Выходит.)
Сцена шестая
Анни и Билли.
Анни сидит в движущемся поезде, у окна, увлеченно читает книгу. Появляется Билли, останавливается, смотрит на нее. Анни его не замечает. В руках у Билли большая сумка на молнии, говорит он с шотландским акцентом.
Билли. Простите, это место не занято?
Анни (едва поднимает глаза). Нет.
Билли садится рядом с ней или напротив, ставит сумку. Смотрит на Анни.
Билли. Фашисты у власти, а поезда все равно опаздывают.
Анни взглядывает на него и, вскрикнув, отшатывается.
Анни. Боже, как ты меня напугал! (Смотрит на него с радостным удивлением.) Балда.
Билли говорит нормально, без акцента.
Билли. Здравствуй.
Анни. Я не знала, что ты тоже едешь.
Билли. Еду… Как жизнь?
Анни. Не жалуюсь. Ты, значит, прочел?
Билли. Пьесу Броуди? Прочел.
Анни. И что скажешь?
Билли. Писать не умеет.
Короткая пауза.
Анни. Я знаю. Но мне показалось – роль для тебя.
Билли. Да, сделать можно. Ты-то сама будешь играть?
Анни. Надеюсь. Пьесу, конечно, надо доработать… Спасибо, что прочел.
Билли. Ничего, что я подсел? Не помешаю?
Анни. Ничуть.
Билли. Разговаривать со мной необязательно.
Анни. Да перестань, все нормально.
Билли. Как себя чувствуешь?
Анни. Мне страшно. Мне всегда страшно. Каждый раз думаю: уж теперь все поймут, какая из меня актриса.
Билли. Тогда пусть лучше в Глазго поймут, чем дома.
Анни. Еще кто-нибудь с нами едет?
Билли. Нет, сударыня, мы одни в целом поезде…
Анни. Я имею в виду, из наших, актеров.
Билли. Не знаю. Многие летят.
Анни. А я решила на поезде.
Билли. И я – потому что ты.
Анни (встречает его взгляд). Билли…
Билли. А что ты подумала, когда увидела меня?
Анни. Когда, сейчас?
Билли. Нет, в первый раз.
Анни. Подумала: «Боже, как он юн!»
Билли (с шотландским, акцентом). «Но в душе я – старик».
Анни. Ну ладно, ладно…
Билли. Это мне должно быть страшно. Ты-то отлично играешь.
Анни. А мне как-то не нравится.
Билли. Зато мне нравится.
Анни. Я тебя старше.
Билли. Это не важно.
Анни. Намного старше. Скорее на мать похожа, чем на сестру.
Билли. Ничего – все равно выходит кровосмешение. И потом – мне всегда нравились зрелые женщины.
Анни. Знаешь, Билли, хватит за мной волочиться…