— Эй, остынь, — Миклош теперь явно не был в восторге от того, что, блистая эрудицией, зашел слишком далеко. — Если тебе не рассказали, значит у Серафима были основания…
— Какие к черту основания?! Он уже втянул меня в ту операцию против моей воли, погибли люди, разрушилась семья моей подруги, сгорели заживо на моих глазах ни в чем не повинные Затронутые… Потому что я подходила им, понимаешь? И теперь выясняется, что это они все и задумали, сделали меня сосудом непонятно для чего, разменяли мою жизни, и…
— Остынь! — вышло резко, так что Саша осеклась. — Наставник не ангел, но ни на что он твою жизнь не разменивал, я уверен.
— Да ну? Десять лет… Я все-таки на большее рассчитывала. Ну конечно, развести наивную идиотку…
Саша выдохнула. Хотелось закрыться ото всего и просто плакать. Она чувствовала связь, которую больше всего хотела просто разорвать на куски. Чувствовала тревогу в связи, чужую тревогу. И чужой вопрос. Невероятным усилием воли она окружила себя глухим блоком, едва не уничтожая полностью и так пострадавшую нить связи. И отключила телефон.
Никаких больше оправданий. Довольно.
Миклош сглатывает, смотря на нее. И осторожно, словно боясь спугнуть, подходит и садится на кровать, не зная, куда себя деть, хотя говорить старается просто и мягко, явно желая успокоить.
— Саша, послушай. Быть носителем силы менгира не обрекает тебя на смерть. Я неправильно выразился… Все будет в порядке с тобой, правда.
— Ага. А те остальные, которые и десять лет не прожили…
— Саша. Пойми — сила менгира, из тех, что не были уничтожены во время Великих Войн, огромна. Эта сила десятков, сотен, может и тысяч поколений. Может и больше — никто не знает, сколько всем этим камням лет. Огромная сила. Ты сама… Ты провела ритуал, переселив меня, просто с моей передачи картинки, на одном желании всколыхнув Отражение до глубин, без всяких приспособлений, даже рисунок не понадобился, я только потом понял, что показал символы не совсем верно… Но это не имело значения. Ты дважды контактировала со скиа. Почувствовала Паутину. Сегодня вышла на контакт с еще одним менгиром просто выкачав на реверсе всю информацию из наблюдательного узла, из Ока, старого, сложного артефакта, одним только желанием, без заклинаний, без подготовки, без всего… У тебя ведь и так высокий природный потенциал. А сейчас если ты захочешь, то без труда сравняешь этот дом с землей просто усилием воли, распылив все на куски. Или исцелишь всех на милю вокруг. Или… в общем, ты можешь многое. Но вот только… Сильные заклинания повредят твое неподготовленное к такой энергии тело, могут даже выжечь, истощить до предела, от которого нет возврата. И именно поэтому, Саша, связанные с менгиром не живут долго — из известных случаев. Или сжигают себя, выполняя доступное, но уничтожающее тело воздействие, или вовсе становятся марионеткой в чужих руках или заложниками собственных амбиций, и в желании изменить мир оказываясь втянуты в войну против всех. Менгир дает огромные силы, но он неспособен подарить бесконечные знания, не заменяет долгих часов практики в магии. Это дармовая энергия, и как и любое пришедшее легко могущество, она слишком большое искушение.
Кажется, эта короткая, но наполненный эмоциями речь истощает самого Миклоша, явно к таким вещам не привыкшего.
— Я… в общем, Саша, я не могу указывать тебе как жить и что делать. Как и что решать. Но, если мое мнение тебе интересно…
Саша кивает. Несмотря ни на что, Миклош все же сказал ей правду. Не побоялся. И явно пытался утешить, объяснить.
— В общем. Я знаю наставника чуть дольше чем ты. Как я понял, вы знакомы сколько… три года?
Саша нехотя кивает. Она так и думала, что об этом пойдет речь.
— Серафим старый маг, он видит мир иначе, чем мы с тобой. Но он никогда не играет окружающими, словно пешками, несмотря на разницу в знаниях и могуществе. В отличие от многих и многих других. Почти всех, на самом деле. И, да он мог скрыть от тебя важные вещи, это правда. Но только в надежде, что это поможет тебе самой, а не навредит.
Саша только фыркает.
— Да ну? Что-то не похоже на помощь. Есть то, что о себе надо знать. И что-то ты сам оказался в одиночестве в своих исследованиях, помнишь?
Миклош вздыхает.
— И к чему привело мое упрямство и желание потешить самолюбие? К тому, что моя семья мертва, мое имя опозорено, а сам я — приживалка в чужом теле. А ведь меня предупреждали, Саша. И не один раз. И… Я не думаю, что ошибусь, что после того, как я официально во имя собственных идей совершил преступления, наставник боится, что и ты, получив большую силу, погубишь себя в желании совершить благой, но глупый поступок.
— Ага, и поэтому ведет себя так, словно я уже совершила все, что написано в Уголовном кодексе не по одному разу, и меня теперь нужно перевоспитывать, словно малолетнего преступника. Гоняет по всякой ерунде и мозги выносит детскими упражнениями и миллионом дерьмовых логических задач вместо того чтобы взять и рассказать все как есть. Отличный подход.
— Я не говорю, что его метод хороший и правильный. Но думаю, что могу понять в некотором роде причины такого поступка.
Саша еще раз хмыкает.
— Или просто одна безродная дурочка нужна ему для своих целей в будущем.
— Саша, это…
— Это неважно. Есть поступок, а все остальное — слова.
Отчаянье ушло. Его место заняла злость.
Телефон завибрировал, просигнализировав о входящем сообщении. Не в первый раз — но теперь это, по крайней мере, не сопровождалось ощутимым давлением на блок. Сообщение было от Ирины Владимировны.
— Адрес этого Михаила наконец нашли, так что мы можем ехать, — Саша сменила тему почти физически ощущаемым с удовольствием. — Теперь есть чем заняться.
— Ты уверена, что это стоит сделать сейчас, на ночь глядя?
— У нас есть задание, и его никто не отменял. Тем более, — Саша криво усмехается, — если верить всему сказанному, то есть понадобится, я просто найду менгир и достану этого Паука из его паутины. Должна же быть какая-то польза от всей всей этой ерунды с силой и камнями.
Миклош смотрит на нее сложночитаемым взглядом. Но вслух ничего не говорит. Только кивает и направляется к выходу из номера.
Глава 8
— Ты думаешь, ехать прямо сейчас, на ночь глядя, в этот дачный поселок — хорошая идея?
Саша морщится. Они уже сели в автобус, так что какая разница?
— Не думаю. Но, во-первых, этот Михаил может узнать, что нам сдали его адрес и смыться. Во-вторых — Паук или кто он там может узнать о нас, о том что нам известно или о том, что мы знаем о Михаиле. В-третьих — мы приехали сюда заниматься делом, и мы им займемся. Если хочешь возвращайся в номер, там есть защита, и я поеду одна.
Миклош только вздыхает. Саша качает головой не скрывая своего раздражения. Злость пришла на место боли и непониманию. И не хотела уходить. Все, что она могла сейчас — эту злость направить хоть в какое-то мирное русло. По крайней мере, продуктивное русло.
— Скоро стемнеет, и мы непонятно как будем добираться до этих дач.
— Понятно как, — отрезает Саша. — Я знаю дорогу.
На деле она не ходила ей сколько… десять лет? Меньше? Но почему-то сомнений в том, что она все вспомнит, не было. Возможно, и правду лучше было ехать днем. Хотя бы потому что ночь — время оборотней, вампиров и колдунов. Время людских страхов.
— Ты уверена?
— Да. Я каждое лето ездила на эти дачи.
Миклош сглатывает.
— Адрес…
— Это адрес дачного массива, на котором была дача семьи моего отца.
Когда Саша прочитала присланное Ириной сообщение, то сначала не поверила. Потом замерла, перечитала еще раз. Потом бросилась к электронным картам — и замерла вновь, понимая, что это то самое место.
— Саша, — Миклош говорит очень тихо, хотя сейчас, на последнем рейсовом автобусе, кроме них едет разве что одна-единственная пожилая женщина в пуховом платке, которая вовсе никакая не Затронутая, да и предметов с глазами у нее нет. — Ты понимаешь, что кто-то, судя по всему, намеренно, подсовывает тебе собственное прошлое?