корр.: А как вы расцениваете немалое число тех, кто уезжает из Израиля?
Кедми: Вообще, я отношусь с большим неодобрением, когда люди уезжают из Израиля, но с понимаем этого. В конце-концов, те, кто обладает потенциалом, энергией, инициативой всегда ищут самовыражения. Если такие люди не могут реализовать себя в той стране, где они живут, а евреи- народ мобильный, то почему не искать самовыражение в другом месте? Мы же здесь должны сделать Израиль таким, чтобы он соответствовал возможностям и желаниям тех, кто живет в этой стране и тех, кто захочет в ней жить. И раньше, и сейчас, и тогда — в 1989-ом, направляя волну эмиграции именно в Израиль, я для этого и работал.
Ариэль Шарон: «Я здесь везде у себя дома»
Бывшему премьер-министру Израиля, одному из лучших и самых известных его генералов перевалило за 80 лет. Но уже годы Ариель Шарон находиться в коме, потеряв внезапно сознание прямо в машине.
Мне повезло с ним не раз встречаться. Как другим — в его канцелярии премьера. Но и дважды — у него дома в Негеве.
При первой встрече Щарон выделил целый день и лично катал по своей ферме, потом давал интервью, без ограничения времени, и кормил домашним обедом. Он был еще министром иностранных дел Израиля и отбивался от журналистов, как правило, по текущим вопросам. Но я где-то подсек, что он, возможно, собирается «идти» на премьера. Сегодня уже так, похоже, не бывает. Но тогда, пока коллеги, в большинстве своем, рефлексировали на текущие события и других людей, я просто предложил ему встретиться, чтобы представить «на русской улице» Израиля. И он… пригласил домой. Так для меня сложился первый с ним незабываемый день, близко и неформально проведенный с удивительной личностью.
Его ферма расположена на юге, в Негеве, чуть южнее уже начинается пустыня. Шарон сам выбрал это некогда заброшенное место, в стороне от многолюдья, построил дом и параллельно с активной политической деятельностью, начал разводить овец, коров, лошадей, посадил апельсиновую рощу. Он не удивился, когда услышал первый вопрос о том, с кем ему легче иметь дело — с баранами, овцами, лошадьми или с политиками?
— С животными проще. Они чувствуют заботу и уважение. Умеют отдавать. Как к ним относишься — так и получаешь. А вот с политиками сложнее. Никто не хочет войны, но она происходит. И ты вынужден защищаться. Политика — это постоянные маневры, движение и постоянно приходиться крутиться в ожидании удара, чтобы и не попасть, и держать его, а тем более — выиграть. Это другой мир, чем с животными…
На большой стене в одной из комнат старые портреты его родителей и предков, еще с начала прошлого века в… России. Его мать родом из Белоруссии. Это была единственная еврейская семья в небольшой деревне Могилевской области. Она говорила и читала по-русски до своего последнего дня. От нее Арик и знал язык, хотя отсутствие должной практики мешало ему говорить. И понимал он по-русски не так хорошо, как об этом писали.
Его отец — из Баку. В двадцатых годах прошлого века они, интеллигенты — идеалисты уехали в Палестину и занялись сельским хозяйством. Как и большинство социалистов — выходцев из России.
Когда родился сын, его назвали Арик — что значит львенок. Молодой Шарон воевал уже в войне за Независимость 1948 года и был ранен. Затем учился — и снова воевал. Именно он создал знаменитый израильский спецназ «команду 101». В 1956 году он вел в бой свою бригаду десантников. В 1967 году Шарон разбил египетские танки на Синае и достиг Суэцкого канала, командуя бронетанковой бригадой. Через пять лет, в следующей большой войне Судного дня Шарон форсировал этот канал и был остановлен политиками уже на дороге к Каиру. Он инициировал в 1982 году ввод израильских войск в Ливан и осаду Бейрута в войне, получившей название «Мир Галилее» — защищая север страны от постоянных нападений и обстрелов. Затем стал идеологом поселенческого движения на территориях, был министром торговли, инфраструктуры, сельского хозяйства, обороны и иностранных дел Израиля.
В советской прессе его всегда рисовали как «ястреба» и крайне правого, чуть ли, не экстремиста.
— Ну и что, — посмеялся Шарон, — обо мне так писали и в израильской прессе. Я действительно экстремист. Но только в тех вопросах, которые касаются жизни граждан страны. Мне все равно, что кто-то скажет, если я смогу предотвратить гибель израильтян. Провоевав всю жизнь, я понял одну простую истину — только мы сами можем защитить себя и решать свое будущее.