Для Шарона «борьба за мир» существовала только в преломлении борьбы за безопасность его страны. Не оглядываясь на других, даже на США. В гостиной его дома, попив сначала чай в небольшой кухне, Шарон объяснил свое видение и себя, и своей страны в этом мире.
— У евреев есть маленькое государство, — показывал он, почти сжимая пальцы. — Совсем маленькое. Но это принципиально важное обстоятельство по сравнению с тем, когда его не было. Потому что только здесь у евреев есть реальные право и сила защищать самих себя. Этого не было тысячелетия. Но мир не возможен без компромисса — говорите вы. И я с этим согласен. И мы готовы на уступки части своей территории. Даже несмотря на то, что Израиль не проиграл ни разу ни одной войны. Несмотря на то, что все это время мы подвергаемся нападениям в атакам террористов. Но мы не должны идти ни на какие уступки, если разговор идет о безопасности страны и об угрозе ее существования.
При этом Шарон сразу же отвергал любые разговоры о возврате Израиля к границам 1967 года.
— Так говорят только «левые», — отрезал он. — Но страна не сможет чувствовать себя безопасно, если мы вернем территории палестинцам. По его мнению, арабские страны саботировали мирный процесс только с одной целью — дождаться, когда в Израиле к власти придет более «левое» правительство, которое пойдет на все уступки и поставит безопасность страны под угрозу.
Надо признать, что позже так и получилось. Правительство нынешнего министра обороны Израиля Эхуда Барака в начале второго тысячелетия вывело войска из зоны Южного Ливана, куда немедленно пришли сторонники «Хезболлы» и провело, под эгидой США, встречу израильского и палестинского лидеров, которые провозгласили курс на компромиссные решения. Барак почти открыто заявил о готовности вести конкретные переговоры о передаче палестинцам Восточного Иерусалима. Казалось бы… Но сначала все забуксовало, а потом тот же Ариель Шарон, ставший лидером оппозиции, пошел на Храмовую гору в Иерусалиме, чем, как поводом, воспользовались палестинцы, развязав вторую интифаду. Восстание, которое похоронило тогда и умеренное правительство Барака, и надежды на продолжение мирного урегулирования, и привело, на волне возмущения бессилием против террора, «правого» Шарона к власти.
— Я всегда, сидя в таких же креслах, говорил арабским лидерам, — продолжал он. — Все, что угодно, кроме территорий.
Где Шарон всегда был готов пойти на компромисс, так это в вопросах еврейства.
— Вы не представляете, несколько лет назад сюда репатриировалась сестра моей матери. Молодая женщина, всего девяносто четыре года. По материнской линии у нас все жили до ста лет. Так вот, она привезла и своего правнука, который уже не еврей. Так что, отвернуться от него? Парень пошел в армию, сейчас двинулся на офицерские курсы. И таких, как он, среди репатриантов из бывшего СССР много. Русские евреи семьдесят лет жили в отрыве от своих корней, поэтому так произошло. Надо понимать, в каких условиях они жили. Это, предвидя, осознал и светлая голова, первый премьер-министр Израиля Бен-Гурион, который провел «закон о возвращении». И я поддерживаю право любого, у которого есть еврейские корни, даже не прямые, вернуться в Израиль.
Когда мы прощались, уже у дома, я спросил Шарона, не чувствует ли он себя, все время окруженный политиками и людьми, одиноким в этом конъюнктурном мире. Разве быть сильным — это не значит быть одиноким?
— Во-первых, — ответил он, садясь за руль, чтобы отвезти к своему любимому дереву, — мне повезло с женщиной. У меня замечательная и преданная жена. Душевная и деликатная — это у них главное. А, во вторых, однажды в этот мой дом приехал министр обороны Египта, привез своих генералов, с которыми я воевал, когда пересекал Суэцкий канал. Жена вышла нас встречать, и я пошел к ней. А египтянин, оглядевшись, сказал: «Этот дом, прямо как ты, Арик Шарон. Такой же большой, сильный и одинокий».
В 2005 году, уже премьер-министра, его сначала прихватил микроинсульт, а вскоре — инсульт и кома. Вскоре о Шароне как-то забыли. Так устроена жизнь — новые политики, налоги, проблемы, мода, вещи, толкования. Чтобы тебя помнили в этом мире, видимо, надо для начала умереть…
Вахтанг Кикабидзе: «Я знаю, что все будет хорошо, но…»
— Что-то вас в последнее время практически не видно в российском телеэфире, на эстраде. Народ соскучился. Спрашивает: куда делся обаятельный Кикабидзе?