— Лицемерие? — Линдси попридержала слова, зная, что иначе она запнется. — Драгоценное мужское эго! Отказываешься от предложения, и тебя уже называют лицемеркой.
— Думаю, предложение — не самое точное слово.
— Ты можешь заниматься семантикой сколько угодно, — ответила она. — Только делай это в другом месте. У меня есть работа.
Сет был быстр. Он схватил ее за руки и прижал к себе, прежде чем мозг Линдси успел скомандовать ногам отойти в сторону.
— Не отталкивай меня, Линдси.
Она попыталась вытащить руки, но они остались в его власти.
— Не ты ли тот, кто толкает?
— Похоже, у нас проблема.
— Это твоя проблема, — возразила она. — Я не собираюсь быть очередным набором чертежей в твоем файле. Если я приму решение переспать с тобой, то непременно дам тебе об этом знать. А пока, основной темой наших разговоров будет Рут.
Сет внимательно изучал ее лицо. Щеки пылали от возмущения, дыхание участилось. На его губах появилась тень улыбки.
— Точно также ты выглядела, когда исполняла танец Дульсинеи, который я видел. Полная страсти и огня. Мы еще поговорим. — Прежде чем Линдси смогла что-то сказать, он накрыл ее губы долгим, медленным поцелуем. — Скоро.
Она попыталась собрать все свои мысли воедино, пока Сет подходил к пианино за своим пальто.
— По поводу Рут…
Он быстро накинул пальто, не сводя с нее глаз.
— Скоро, — повторил он и вышел за дверь.
Глава 8
На воскресенье у Линдси не было никаких планов. Шесть дней в неделю она вела занятия и занималась бумажной работой, но в воскресенье была абсолютно свободна.
Линдси спустилась вниз уже поздним утром. Насыщенный аромат кофе привел ее прямо в кухню. Перед тем, как открыть дверь, она услышала медленные, неуверенные движения матери.
— Доброе утро. — Линдси подошла к Мэй и поцеловала ее в щеку, затем посмотрела на аккуратный костюм-тройку, в который была одета мать. — Ты принарядилась. — Ее голос потеплел от удовольствия. — Выглядишь замечательно.
Мэй улыбнулась, нервно прикоснувшись к своим волосам.
— Кэрол хочет съездить на ленч в загородный клуб. Как думаешь, с моей прической все в порядке?
— Все прекрасно. — Видя, как Мэй прихорашивается, у Линдси на сердце сразу стало легче. — Но ты же прекрасно знаешь — все будут смотреть только на твои ноги. Ведь у тебя просто потрясающие ноги.
Мэй засмеялась. Линдси так давно не слышала ее смех.
— Твой отец всегда так думал. — Голос Мэй вновь стал грустным.
Линдси подошла к матери и обняла ее.
— Не надо, прошу. — Она прижала Мэй к себе, желая прогнать грусть. — Так приятно видеть, как ты улыбаешься. Папа хотел бы, чтобы ты улыбалась. — Почувствовав, как мать вздохнула, Линдси крепче сжала ее в объятиях. Если бы это было возможно, она бы вложила в Мэй часть своей энергии.
Мэй погладила Линдси по спине, затем отстранилась.
— Давай выпьем кофе, — сказала она, подходя к столу. — Мои ноги, может, и выглядят потрясающе, но все еще быстро устают, да и с больным бедром приходится считаться.
Линдси наблюдала, как мать осторожно садиться на стул, затем повернулась к буфету. Ей было очень важно сохранить у Мэй хорошее настроение.
— Я вчера много работала с той девушкой, о которой тебе рассказывала, Рут Баннион. — Линдси достала две чашки, затем полезла в холодильник за молоком, чтобы разбавить кофе Мэй. Свой же она оставила черным. — Она необыкновенная, поистине необыкновенная, — продолжала она, присоединяясь к матери за столом. — Я выбрала ее на роль Карлы[9] в новогоднем Щелкунчике. Она застенчивая девушка, интроверт, и выглядит по-настоящему уверенной лишь когда танцует. — Линдси задумчиво смотрела на пар, поднимающийся от кружки горячего кофе. — Я хочу послать ее в Нью-Йорк, к Нику, а ее дядя даже не желает это обсуждать. — Только не в ближайшие четыре с половиной месяца, хмуро подумала она. Упрямый, непоколебимый… — Неужели все мужчины такие упертые? — спросила она, затем выругалась, ошпарив язык глотком горячего кофе.
— По большей части, — ответила Мэй. Ее собственный кофе стоял перед ней и медленно остывал. — И в большинстве случаев женщин притягивает именно к упертым. Тебя к нему тянет.
Линдси взглянула на нее, затем снова уставилась на свой кофе.
— Ну… да. Он немного отличается от знакомых мне мужчин. Его жизнь никак не связана с танцами. Сет объездил почти весь мир. Он очень самоуверенный и надменный человек, но в разумных пределах. Из всех известных мне людей подобной уверенностью в себе обладает только Ник. — Она улыбнулась от воспоминаний и всплеснула руками. — Но у Ники этот страстный русский характер. Он может кидаться вещами, ворчать, кричать. Даже его настроения тщательно продуманы. Сет совершенно другой. Он просто молча порвет тебя на две части.
— И ты уважаешь его за это.
Линдси снова посмотрела на мать и засмеялась. Впервые на ее памяти они с Мэй вели серьезный разговор о чем-то, не связанном с танцами.
— Да, — согласилась она. — Уважаю, как бы смешно это не звучало. Он один из тех людей, которые вызывают уважение, не требуя его, если ты понимаешь, о чем я. — Линдси сделала глоток кофе, на этот раз с большей осторожностью. — Рут обожает Сета. Когда она смотрит на него, это очень заметно. Одиночество тут же исчезает из ее глаз, и я уверена, что это полностью его заслуга. — Ее голос смягчился. — Мне кажется, Сет очень чувствительный человек, но всегда четко контролирует свои эмоции. Думаю, если он кого-то полюбит, то будет очень требовательным, потому что не привык растрачивать свои эмоции впустую. И все же, если бы он не был таким упрямым, я бы уже послала Рут к Нику. Уверена, что хватит и года тренировок в Нью-Йорке, чтобы ее приняли в труппу. Я обмолвилась о ней Нику, но…
— Ты разговаривала с Ником? — спросила Мэй, прервав ее. — Когда?
Линдси тут же одернула себя и мысленно выругалась. Она не сказала матери о разговоре с Ником, но забывчивость была здесь совсем не причем. Ей просто не хотелось лишний раз поднимать больную для них обеих тему. Сейчас она лишь пожала плечами, стараясь говорить как можно небрежнее.
— Ах, да, пару дней назад. Он звонил в студию.
— Зачем? — Вопрос Мэй был тихим и неизбежным.
— Узнать как у меня дела. Спросил, как ты себя чувствуешь. — Неделю назад Кэрол принесла цветы. Они уже увяли, и Линдси, поднимаясь с места, захватила вазу с цветами с собой. — Он всегда очень любил тебя.
Мэй наблюдала за тем, как дочь выкидывает в мусорную корзину увядшие цветы.
— Он просил тебя вернуться.
Линдси поставила вазу в раковину и начала промывать.
— Он так доволен новым балетом, который пишет сам.
— И он хочет, чтобы ты танцевала в этом балете. — Линдси молча продолжала мыть вазу. — Что ты ему ответила?
Она лишь покачала головой, желая избежать очередного напряженного спора.
— Мама, прошу.
— Я собираюсь поехать в Калифорнию с Кэрол.
Удивленная не только словами, но и спокойным голосом матери, Линдси повернулась, не выключив воду.
— Это было бы замечательно. Остаток зимы ты могла бы греться на солнышке.
— Это не только на зиму, — ответила Мэй. — Навсегда.
— Навсегда? — На лице Линдси отразилось полное замешательство. Брызги воды попадали на стеклянную вазу, поэтому она повернулась и закрыла кран. — Я не понимаю.
— У нее там есть родственники, ты же знаешь. — Мэй поднялась, чтобы налить еще кофе, и выразила жестом протест, когда Линдси собралась сделать это. — Один из них, ее кузен, нашел флориста, который продает свой бизнес. Там хорошее расположение. Кэрол его купила.
— Кэрол купила бизнес? — Ошарашенная подобными новостями Линдси снова села. — Но когда? Она не сказала ни слова. И Энди ничего не говорил. Я видела его только…