— Она хотела сначала утрясти все детали, — сказала Мэй, прервав тираду Линдси. — Кэрол хочет, чтобы я была ее партнером.
— Ее партнером? — Линдси покачала головой, затем прижала пальцы к вискам. — В Калифорнии?
— Так больше не может продолжаться, Линдси. — Мэй снова села за стол с полной кружкой кофе. — Физически я в порядке, насколько это для меня возможно. За мной больше не нужно ухаживать и у тебя нет совершенно никаких причин для беспокойства. Да, ты беспокоишься, — добавила она, когда Линдси открыла рот, чтобы что-то сказать. — После выхода из больницы я прошла долгий путь.
— Я знаю. Я все знаю, но Калифорния… — Она посмотрела на Мэй беспомощным взглядом. — Это так далеко.
— Мой переезд нужен нам обеим. Кэрол сказала, что я давлю на тебя, и она права.
— Мама…
— Да, это так, и я не смогу остановиться, если мы продолжим жить вместе и будем зависеть друг от друга. — Глубоко вздохнув, Мэй поджала губы. — Настало время… для нас обеих. Для тебя я всегда хотела лишь одного. И я не перестану этого хотеть. — Она взяла дочь за руки, изучая ее длинные, изящные пальцы. — Мечты — вещь упрямая. Всю жизнь мои мечты оставались низменными… сначала для себя, потом для тебя. Возможно, это неправильно. Возможно, ты используешь меня как предлог, чтобы не возвращаться назад. — Линдси покачала головой, но Мэй все продолжала. — Ты заботилась обо мне, когда я в этом нуждалась, и я благодарна тебе. Я не всегда показывала это, потому что мои мечты вставали на пути. Я собираюсь попросить тебя в последний раз. — Линдси молчала в ожидании. — Подумай о том, кто ты, и что у тебя есть. Подумай о том, чтобы вернуться назад.
Линдси смогла лишь кивнуть. Она думала об этом два долгих, мучительных года, но она не станет захлопывать дверь между собой и своей матерью, ведь она только-только начала открываться.
— Когда ты уезжаешь?
— Через три недели.
Вздохнув в ответ, Линдси поднялась из-за стола.
— У вас с Кэрол все получится просто великолепно. — Она вдруг почувствовала себя потерянной, одинокой и опустошенной. — Я хочу прогуляться, — быстро произнесла она, прежде чем все эти эмоции успели отразиться на ее лице. — Мне нужно подумать.
Линдси любила гулять по пляжу, когда в воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Чтобы не замерзнуть, она надела старый бушлат, и засунув руки в карманы, медленно пошла вдоль длинной дуги камней и песка. Над Линдси было спокойное, неправдоподобно синее небо. Прибой казался совершенно необузданным. Здесь чувствовался не только запах моря, но и его вкус. Ветер наслаждался своей свободой, и Линдси надеялась, что он поможет ей прочистить мысли.
Она никогда не думала, что ее мать может когда-нибудь собраться и уехать из Клиффсайда насовсем, и не знала, что точно чувствует по этому поводу. Услышав крик чайки над головой, Линдси остановилась, чтобы посмотреть, как птица кружит над скалами. Три года, подумала она. Три года размеренной жизни. Она начала сомневаться, что сможет существовать без привычной рутины. Наклонившись, Линдси подняла гладкий, плоский камень величиной не больше серебряного доллара. Он был песочного цвета с черными пятнами. Линдси потерла камень пальцами, затем положила в карман. Пока она шла, камень оставался у нее в руке, постепенно нагреваясь.
Она вспоминала о каждом этапе своей жизни, начиная от возвращения в Клиффсайд. Затем вернулась к годам, проведенным в Нью-Йорке. «Две совершенно разные жизни, — размышляла Линдси, ссутулившись. — Возможно, я и есть два разных человека». Подняв голову вверх, она увидела Клифф-Хаус. Он стоял высоко на скале в четверти мили от нее, но согревал ее одним своим видом, как она согревала камушек в кармане.
«Потому что он всегда здесь, — решила она, — и на него всегда можно положиться. Когда все вокруг летит в тартарары, он остается неизменным». Окна сияли на солнце, из нескольких труб, как и положено, шел легкий дым. Линдси вздохнула, обхватив себя руками.
Тут ее глаза уловили движение где-то вдалеке на пляже. К ней на встречу шел Сет. Видимо, он спустился на пляж по лестнице, идущей от самого дома. Прикрыв глаза от яркого солнца, она смотрела на Сета, и через какое-то время поняла, что улыбается. «Как он это делает со мной? — задумалась она, покачав головой. — Почему я всегда так рада его видеть?» Он шел с такой уверенностью, не делая ни одного лишнего движения. «Я хотела бы станцевать с ним. Что-нибудь медленное и мечтательное». Она почувствовала толчок внутри и вздохнула. «Мне надо бы убежать, прежде чем он подойдет еще ближе».
И она побежала. К нему.
Сет смотрел, как Линдси бежит ему навстречу. Ее распущенные волосы развевались на ветру. Щеки порозовели от холода. Ее тело казалось абсолютно невесомым, ноги едва касались песка, и он вспомнил тот вечер, когда видел ее в студии танцующую в одиночестве. Сет даже не понял, что остановился, пока смотрел на нее.
Подойдя к нему, Линдси ослепительно улыбнулась и протянула руку в знак приветствия.
— Привет. — Она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его в губы. — Я так рада тебя видеть. Мне было одиноко. — Их пальцы переплелись.
— Я увидел тебя из окна.
— Правда? — Линдси подумала о том, что он выглядит моложе, когда его волосами играет ветер. — А как ты понял, что это я?
Его взгляд слегка нахмурился, но голос оставался спокойным.
— По тому, как ты двигаешься.
— Для танцора нет лучшего комплемента, чем этот. Поэтому ты спустился сюда? — Было так приятно чувствовать тепло его руки, видеть его серьезный, изучающий взгляд. — Чтобы быть со мной?
Его выражение лица будто замерло, лишь брови слегка наклонились, перед тем, как он ответил.
— Да.
— Я рада. — Она тепло и открыто улыбнулась. — Мне нужно с кем-то поговорить. Ты меня выслушаешь?
— Конечно.
По молчаливому соглашению она пошли вместе по пляжу.
— Балет всегда был моей жизнью, — начала Линдси. — Я не могу вспомнить ни дня без занятий, ни одного утра без станка. У моей матери имелись некоторые ограничения, как у балерины, поэтому для нее было жизненно необходимо, чтобы я пошла дальше. Для всех оказалось огромной удачей, что я не только хотела, но и могла танцевать. Для каждой из нас это важно по-своему, но все же создавало некую связь.
Ее голос звучал тихо, но четко против ревущего моря.
— Я была не на много старше Рут, когда меня приняли в труппу. Это тяжелая жизнь. Конкуренция, бесконечные тренировки, напряжение. Боже, это постоянное напряжение. Оно появляется с самого утра, как только ты открываешь глаза. Затем станок, занятия, репетиции, снова занятия. Семь дней в неделю. Это твоя жизнь, и больше ничего. Другого просто не может быть. Даже когда ты начинаешь потихоньку двигаться к уходу из труппы, расслабиться невозможно. Всегда кто-то стоит у тебя за спиной, желая занять твое место. Если ты пропускаешь занятие, одно единственное занятие, тело об этом знает и начинает тебя мучить. Появляется боль — в мускулах, в сухожилиях, в ступнях. Это цена, которую платишь для поддержания той неестественной гибкости.
Она вздохнула, позволив ветру ударить в лицо.
— Я любила эту жизнь. Каждое ее мгновение. Очень трудно понять, что это такое — стоять за кулисами перед своим первым соло. Об этом знают лишь другие танцоры. И когда ты танцуешь, вся боль исчезает. Ты забываешь о ней, иначе нельзя. Затем, на следующий день все начинается снова. Тогда я была полностью погружена в себя, в свою работу и практически не думала о Клиффсайде и его жителях. Когда мои родители попали в аварию, мы только начали репетировать «Жар-птицу». — Она замолчала на мгновение. Ее голос стал глубже, но все же оставался спокойным. — Я любила своего отца. Он был простым, открытым человеком. Сомневаюсь, что много думала о нем за последний год, проведенный в Нью-Йорке. Совершал ли ты что-то, или наоборот, не совершал, из-за чего ты временами ненавидишь себя? Но никогда не сможешь ничего изменить?
— Что-то, что заставляет просыпаться в три часа ночи? — Сет обнял Линдси за плечи одной рукой и притянул ближе к себе. — Было пару раз.