Когда Амелия была маленькой, она играла с сестрой, будто бы злая ведьма наложила на подъездную дорогу заклятие, завязала ее узлом, и теперь каждый путник может добраться в Эривэ, только если в одном из его окон горит свет или кто-то ждет с фонарем на перекрестке. А они – Амелия и Кармиль, они не могут покинуть дом, потому что должны, как их матушка, встречать путников, заплутавших во тьме. Амелия помнила, как леди Катарина несколько раз ждала кого-то в сумерках, держа в руках фонарь с ярким кристаллом и набросив на голову капюшон бархатного плаща, но стоило ее спросить, приедет ли кто-то в гости, как ее светлость рассмеялась и посоветовала дочери не совать нос во взрослые дела.
Мала еще, чтобы понять.
Сейчас Амелия сидела на скамье у каменного фонтана – фонтан молчал, но дождь наполнил чашу затхлой, темной водой, в которой плавало несколько листьев и веточек и серое птичье перо. За ночь вода стягивалась тонкой пленочкой наледи, которую можно было расколоть пальцами, днем оттаивала и отражала серое небо и ныряющих в нем птиц. Амелия считала про себя до двухсот – и обратно, проговаривая числа полушепотом в такт какой-то привязчивой мелодии. Ее волосы, тщательно расчесанные с утра и схваченные широкой серой лентой, от повисшей в воздухе воды начали виться на концах, рассыпаясь мелкими колечками, нос покраснел от холода, и пальцы, спрятанные в тонкие шерстяные перчатки, слегка одеревенели.
Госпожа Эдит считала, что детям нужен свежий воздух, поэтому и Амелия, и Кармиль, и даже Фредерика были обязаны гулять каждый день, даже в такую неприятную хмарь. Разве что сильный мороз или затяжной дождь могли стать причиной, по которой девочкам разрешалось оставаться дома. Амелия обошла вокруг пруда – вода в нем была почти черной, в ней плавали листья, камышовый островок посередине высох и словно съежился. Утки попрятались, и лишь пара ворон уныло перекаркивалась, сидя на понурой, горбатой липе. От пруда можно было свернуть к дальней стене парка, туда, где стояли домики прислуги, но Амелия вернулась к фонтанам и сейчас сидела, отсчитывая время, которое должна была провести здесь.
Будь она столь же смелой, как Кармиль, или будь у нее чуть более веселое настроение, Амелия бы пританцовывала, пытаясь согреться, но, увы, танцевать Амелия не любила – даже если никто не видел. Поэтому она просто сидела на скамейке, сжавшись и нахохлившись, как крошечная птичка, и считала про себя, загадав, что если выдержит, не дернется, пока счет не превратится в ноль, то сегодня случится что-то хорошее.
Когда счет дошел до ста сорока, холодные узкие ладони закрыли глаза Амелии.
– Замерзла, сестрица?
Амелия рассмеялась и сжала пальцы Кармиль, убирая ладони той со своего лица, и развернулась, улыбаясь.
– Госпожа Эдит велела мне найти тебя.
Кармиль обошла скамейку и встала перед Амелией. Она двигалась как танцовщица: очень легко, будто бы три слоя юбок ни капли не мешали ее движениям. Тусклое золото волос прилипло к серому плащу, который Кармиль небрежно набросила на плечи, отправившись искать сестру в продрогшем парке.
– Госпожа Эдит решила, что свежего воздуха с дождем на сегодня достаточно? – Амелия сжала и разжала пальцы, стряхивая с них неподвижность. Встать со скамейки удалось через усилие, схватившись за руку сестры.
– Матушка вернулась, – ответила Кармиль, утягивая Амелию за собой. Мокрый гравий шелестел под ногами. – И желает видеть нас как можно скорее.
– Подожди, – Амелия остановилась, дернув сестру за руку. Кармиль обернулась, удивленно вскинув брови – тонкие, чуть темнее волос.
Глаза у нее были ясными и синими, как цветы гиацинта, густые ресницы бросали тень на щеки, сливочно-белые, с еле заметным румянцем. Кармиль всегда казалась принцессой из сказки. Такую обряди в лохмотья, укутай вуалью темного, злого колдовства, спрячь золотые косы под серой ветошью, но не скроешь, не утаишь ее красоты от принца или волшебника, который уже шесть пар железных сапог истоптал, пока искал ее, последняя осталась – и дойдет до витой решетки поместья Эривэ.
И ворота распахнутся перед ним, и падут чары ведьмы, и не нужно будет больше стоять с фонарем на перекрестке.
Амелия тряхнула головой, сбрасывая глупые, ненужные мысли, из-за которых она частенько получала от строгой леди Алексианы выговор или, если не везло и Амелия забывалась, ставила локти на стол и горбилась, легкий удар веером по пальцам или скрюченной спине.
– Как я выгляжу? – спросила она у сестры.
Это значило: побудь моим зеркалом. А я побуду твоим, когда придет время, пусть мы не так похожи, как должно быть, и я – худшее твое отражение.
Кармиль задумчиво моргнула и поправила Амелии волосы, вытащила из них что-то, одернула ворот пальто и выправила сбившуюся ленту.