Цепочку с кристаллом я все еще носила, но даже когда я хотела использовать эту штуку по назначению, что-то мешало мне. То ли упрямство, то ли глупый страх, что мое желание поговорить и поделиться чем-то может быть воспринято как каприз избаловавшейся девицы, для которой и так сделали слишком много всего.
В гостиной горел огонь в камине, и Тересия пыталась обыграть Ренара в карты. Он, кажется, поддавался – ненавязчиво, словно желая быть любезным с доброй леди, но ни в коем случае не смутить ее.
Я прошла в комнату, стараясь не дышать слишком громко. Мне очень не хотелось бы, чтобы они оба заметили, что у меня все еще дрожат ноги. И руки тоже. Мне бы вообще хотелось, чтобы игра в карты шла не в этой комнате, а где-нибудь в другом месте, и у меня не было бы лишнего повода врать, потому что, заметив меня, леди Тересия сердечно улыбнулась.
Я же обещала ей немного своего внимания, правда?
Отвратительно иногда быть доброй и милой.
– Вы уже закончили, милая? – спросила она, рассматривая меня так, словно знала, что происходило в библиотеке, и жаждала подробностей.
Тех самых, которыми Присцилла просила не делиться кое с кем. Кое с кем, кого дель Эйве привыкли не посвящать в свои планы, чтобы этот кое-кто не пугался того, с чем этим планы часто оказывались связаны.
Ренар перехватил мой взгляд и подмигнул мне.
– Да, – сказала я, наблюдая, как одна из карт исчезла у него в рукаве. – У меня разболелась голова, и леди Присцилла отпустила меня отдыхать.
На лице Тересии отразилось искреннее сочувствие.
– Бедняжка, – сказала она. – Попросить слуг принести вам чай или что-то еще?
– Нет, спасибо, – я осторожно помотала головой. – Я сама. Наверное. Хочу пройтись, – почти пропищала я, пересекая комнату быстрыми мелкими шагами. – Скоро вернусь.
Соврала, конечно.
И вместо того, чтобы вернуться и доставить Тересии удовольствие наблюдать за тем, как я послушно читаю вслух разные истории, пока она вывязывает петли кружевной салфетки, я попросила служанку передать, что головная боль меня совсем одолела.
Врать Тересии было неприятно – почти как врать ребенку, верящему тебе до последнего и ждущему от тебя самого хорошего, но в тот момент мне вдруг расхотелось произносить любые слова. Я не то позорно сбежала, спихнув это вранье на другого человека, не то отступила, решив, что сбегу через тайные коридоры дома и спрячусь в своей комнате, под одеялом. Пока же я сидела одна за большим, рассчитанным на целую семью столом, пила чай, который, по заверениям Моул, старшей горничной, должен был помочь мне от головной боли – пусть и выдуманной, – и пыталась понять, что произошло.
Я не услышала, как открылась дверь, и очнулась только, когда Ренар сел напротив меня, очень серьезный, и сложил руки на столе, подперев ладонью подбородок.
– Леди Присцилла отпустила тебя живой, – сказал он. – Как обычно. Но что-то в этот раз, кажется, пошло не так.
Я сделала еще глоток чая, пытаясь решить для себя, можно ли рассказывать некоторые подробности Ренару. Ренару, который и так знал куда больше, чем я сама.
– Давай, рассказывай, – под столом он вроде бы случайно задел меня ногой.
– Леди Присцилла, – сказала я, – попросила меня погасить свечу с помощью магии.
– И ты справилась?
В этом было больше утверждения, чем вопроса.
– Я, по словам леди Присциллы, решила задачу нетривиально, – кивнула я.
– И как же? – он чуть приподнял брови, улыбаясь.
– Она просила не разглашать подробности, но, скажем, я подумала, что темнота может сгуститься так сильно, что у огня просто не будет возможности продолжать гореть, – я говорила тихо и быстро, боясь, что в столовую зайдет кто-то из слуг или сама Тересия, которой вздумается еще раз уточнить, как у меня дела. – Ну и… оно получилось. Внезапно. У меня получилось колдовать, но я чувствую себя так, словно вляпалась в очередную неприятность.
Моя рука сначала взметнулась вверх, очертила круг в воздухе, и снова опустилась на скатерть – ладонью вниз, пальцы сложены лодочкой, словно я пытаюсь спрятать что-то живое, шевелящееся рядом с кожей, жука, бабочку – или огонь.
Ренар вздохнул, явно не собираясь впечатляться моими успехами, и протянул руку, чтобы погладить мои пальцы.
– Иди спать, – все так же серьезно сказал он. – Слишком много всего для тебя одной сегодня.
Я задумчиво смотрела на его пальцы поверх моих пальцев и пыталась поймать за хвост ускользающую мысль. Мысль была не очень приятной. Я сдвинула брови, хмурясь, и почувствовала, что выдуманная головная боль начала становиться вполне реальной.
– Я опять сделала что-то не так, – сказала я.