– Ну, сделала и сделала, – Ренар пожал плечами. – Я вон сегодня чуть не попался, когда Тересия заметила исчезновение дамы шпаг. А ты неплохо справилась с тем, чему тебя, замечу, никто раньше не учил.
Я улыбнулась, почти просияла.
– Спасибо.
Я проснулась и села в кровати быстрее, чем Ахо успел поднять голову и посмотреть на меня, чуть щуря светящиеся глаза. Резкое движение, видимо, прогнало сон окончательно, и мы с котом-фэйри уставились друг на друга, не зная, что делать дальше.
– Снятся кошмары, человечье дитя? – раздалось рядом.
Я промолчала в ответ. Мне правда снился неприятный сон – про темноту, которая поселилась в библиотеке, между полок, на них и внутри них, потому что одна девочка имела неосторожность призвать эту тьму снаружи, из-за окна, ведущего в сад – и еще черт знает куда. Это был просто сон, жутковатый и яркий, от него хотелось выпить чаю или поговорить с кем-нибудь, чтобы картинка из головы поблекла и исчезла. Не один из тех снов, о которых я должна была рассказывать, потому что они могли означать опасность.
Ну, я на то надеялась.
– Спи, – сказал Ахо.
Когтистая лапа вытянулась вперед, зацепив ткань покрывала.
Я замотала головой и отбросила в сторону одеяло. Стало холодно до омерзения, но чары, если это были действительно чары, меня не коснулись. На мгновение я подумала, что очень хотела бы взять кота за шкирку и выставить за дверь, в коридор, где, возможно, притаилась черная птица, гоняющая Ахо по всему дому просто от своей птичьей скуки. Но что-то мне подсказывало, что за подобную бесцеремонность я могу ждать любой мелкой пакости – в пределах нашего мирового соглашения.
В камине уже давно остались только тлеющие угли, и я подошла ближе, по дороге нашаривая домашнюю обувь там, где ее оставила (конечно же, не на месте), и натыкаясь на мебель.
– Не спится, – сказала я, не поворачивая головы. – Пойду прогуляюсь.
И я стащила со спинки кресла халат. Он слегка пах вербеновым мылом, которым я пользовалась, и казался мне теплее, чем воздух вокруг.
Ахо, растекшийся темным пятном по кровати, передвинулся – видимо, поднялся на четыре лапы и потянулся, продолжая наблюдать за мной. Я же нашла на комоде простой подсвечник, оставленный здесь на всякий случай, и свою зажигалку.
Скупой оранжевый свет от единственной свечи сделал мир вокруг чуть более ясным. При желании я могла бы додумать силуэт заснувшего в кресле незнакомца или принять собственное платье за чью-то тень.
Тени следовали за каждым движением моей руки, и я подумала, что первым делом, когда разберусь с магией, нужно будет научиться создавать эти, как их… светлячки? пульсары?
Как тут вообще называется эта светящаяся штука из магии, которую можно повесить над своим плечом?
– Уйди, – шикнула я на Ахо, когда тот попытался встать между дверью и мной. Отталкивать его ногой я не рискнула. – А если мне просто до уборной?
Кот презрительно чихнул и заявил, что подождет меня в паре шагов от двери.
Снаружи была темнота и задернутые плотные шторы на окнах.
Я поплотнее запахнула халат на груди и постаралась понять, как удобнее держать подсвечник за металлическую петлю, чтобы воск, капающий со свечи, не попадал на пальцы.
Помнится, у леди Бланки подобные прогулки не заканчивались ничем хорошим для героини.
Дом дель Эйве с его серыми каменными стенами и парой высящихся над садом башенок напоминал маленький, почти игрушечный замок, уменьшенную версию крепости, в которой люди жили, а не прятались от врагов. Здесь были огромные окна и балкончики, световые фонари и застекленная витражами оранжерея на третьем этаже, с самой солнечной, насколько вообще можно было говорить о солнце в Галендоре, стороны. Первый этаж предназначался для посетителей, на втором жили хозяева и, отдельно от них, в предназначенных для этого комнатах, гости, по статусу своему хозяевам равные. Третий этаж предназначался для разного рода вещей. Именно там, на третьем этаже, была оранжерея и, как я выяснила, маленькая, не такая богатая, как в Замке, оружейная. И там же были комнаты для старших слуг и для гостей иного рода, чем я, – менее знатных, менее значимых, менее прихотливых, тех, кому не предназначались обитые тканью стены и мягкие ковры на полу, высокие потолки с лепниной и удобная кровать.
Пожалуй, будь я более романтично настроена, подобная несправедливость меня бы возмутила до глубины души, и я бы, топая ножкой и грозя именем своей небесной покровительницы, попыталась бы рассказать заносчивой знати, что такое демократия. Но за несколько недель жизни в чужом мире, обитатели которого – за редким исключением – чтили законы гостеприимства, я научилась принимать все эти правила и порядки как должное и даже увидела в них некоторую логику.