— Вольжиф разбогател, поправился и больше не пролазит в окна, так что предлагаю его пример в расчет не брать, — Сайдири отряхнула руки, уселась на спальник и полезла в сумку за едой.
Ланн взял ее чашку, положил туда несколько кусков мяса и посыпал диким чесноком, немного подумал, а затем положил мяса столько, что хватило бы на четверых. Вытащив из сумки хлеб, Сайдири непонимающе уставилась на чашку, потом подняла вопросительный взгляд на него.
— Что? — повернувшись к ней чешуйчатой половиной лица, которая в любых обстоятельствах сохраняла непоколебимую серьезность, спросил он. — Кто не пролазит в окна, тот не оказывается в тюрьме, я правильно понял?
Повисла долгая пауза. Ланн принялся за свою порцию — ждать реакции бесполезно, а мясо остывает.
— Ну что же, — тоном человека, обреченного на ужасные страдания, произнесла она и поставила переполненную чашку себе на колени, — если мне суждено погибнуть, застряв в окне в самый неподходящий момент, я приму эту участь как подобает истинной дочери пустыни.
Ланн медленно и с подозрением обернулся. Сайдири невозмутимо жевала первый кусок. Это ведь шутка, правда? Она ведь не может на самом деле так думать… Или может?
На всякий случай он потянулся, чтобы забрать у нее мясо, но, не прекращая жевать, одной рукой она хлопнула его по ладони, а другой подняла чашку повыше. Так это вызов?
— Ты серьезно решила драться со мной за еду? — прищурив правый глаз, спросил он. — Ты хоть представляешь, какой у меня опыт?
— Дай угадаю, — проглотив кусок, она посмотрела на него и прищурилась тоже, — ни разу не пытался отбить гнилой гранат у стаи кадирских попрошаек?
Сделав вид, что это его совершенно не задевает, Ланн выпрямился, сложил руки на груди и перенес вес на правую ногу, готовясь к прыжку. Сайдири все еще держала чашку на весу подальше от него и, судя по выжидательной позе, тоже сдаваться не собиралась.
— Толпа загорелых детишек с поверхности? — скептически протянул он. — Ни когтей, ни клыков, ни жал? Как, должно быть, нелегко тебе пришлось…
Один вдох и один прыжок сквозь пространство прямо ей за спину — командор не успела даже обернуться, так быстро он выхватил чашку у нее из руки. Подозрительно легкое испытание — она что, даже не пыталась уклониться?
Сайдири обернулась к нему со вселенской скорбью в глазах. Она выглядела настолько несчастной, что будь на месте Ланна королева Голфри, и будь предметом спора армия и трон Мендева — дело закончилось бы полной и безоговорочной победой кадирских попрошаек.
— А, вот что ты имела ввиду, — протянул он, уже чувствуя себя последней скотиной. — Не важно, я на это не куплюсь.
Усевшись на прежнее место со своим трофеем, он попытался продолжить ужин, но под умоляющим взглядом Сайдири кусок не лез в горло.
— Прекрати, — проворчал он. — Я знаю, что ты делаешь это специально.
Как, черт возьми, ей удается делать такие глаза и не смеяться при этом? Раньше она бы скорее заставила его споткнуться, выронив всю еду в костер — для таких шуток у нее хватало сил всегда. Но вот это… что с этим делать? Просто отдать ей еду равносильно безоговорочной капитуляции, а если не отдавать, он будет чувствовать себя ужасным получеловеком до конца своих дней.
И вообще, для кого он готовил это все?
— Я все равно победил, — мрачно протягивая ей чашку, проговорил Ланн.
— Конечно, добрый господин, — кивнула Сайдири, тут же вгрызаясь в новый кусок, — но мяфо-то у меня.
Разумеется, она не съела и половины, пришлось оставить большую часть на утро, но Ланн все равно был счастлив, как ребенок, и вовсе не из-за еды. Пусть она не слишком напоминала себя прежнюю, он больше не чувствовал себя рядом с ней неуместным. И хотя он все еще не мог разжать стиснутые зубы и сказать ей, как много она для него значит, эта жизнь и так достаточно хороша. Особенно если подумать о том, как легко все снова может рухнуть…
На этот раз Ланн услышал их издалека. Возможно, им казалось, что они крадутся сквозь ночной лес, но они ломились сквозь него, как стадо бронированных лосей.
Напряженно вслушиваясь в хруст веток и скрип доспехов, он протянул руку в сторону Сайдири и постучал пальцами по земле в нескольких дюймах от ее головы — сигнал, который они придумали вместе, чтобы избежать недоразумений. Вздрогнув, она открыла глаза и первым делом схватилась за оружие, но не встала — глупо уведомлять противника о том, что его уже ждут. Ланн выпрямился и, подогнув большой палец, показал четыре и четыре снова. По правде говоря, эти ребята производили столько шума, что он сбился после шести, но лучше переоценить количество, чем недооценить.