Вдох. Прыжок. Выдох. Выстрел. Восемь.
Вавакия не замедляется, он разворачивает свое огромное тело быстро и легко, снося деревья хвостом, когда они попадаются на пути.
Вдох. Прыжок. Выдох. Выстрел. Шесть.
Кровь сочится из ран на туловище, но стрелы ему все равно, что иглы. Не отвлекаясь на то, чтобы их вытащить, демон делает новый бросок.
Вдох. Прыжок. Выдох. Выстрел. Четыре.
Вдох… Ну вот и все. Любые силы рано или поздно подходят к концу, и однажды нужно просто встретить конец достойно. Горящие глаза демона все ближе, но попытка выстрелить в них оканчивается пустой потерей стрел. Алебарда блестит в свете молний, и хоть демону трудно управляться с ней одной рукой, на последний удар сил ему хватит… Ланн не двигается с места. Глупый конец глупой жизни. Так и должно быть.
— Обернись, ханзир*! — звонкий голос взрезал пелену дождя. — Я пришла за твоей правой рукой!
*свинья (прим. авт.)
Если бы не вспышка молнии, определить, где именно стоит командор было бы невозможно, но свет, холодный и яркий, очертил ее темную фигуру футах в шестидесяти от демона. Участок леса, где он гонялся за Ланном, был уже основательно вытоптан, так что взгляду ничто не мешало.
— Хочешь знать, что стало с левой? — крикнула она и вавакия стиснул оружие крепче. — Я запихнула ее обратно в пизду твоей уродливой трехглазой мамаши! — глядя на то, как он, рыча, разворачивается, Сайдири оскалилась тоже: — И там еще осталось мно-о-го места…
Вавакия рванулся к ней, во все стороны разбрызгивая воду столпоподобными ногами, Ланн выпустил ему в спину последние две стрелы, но тот даже не споткнулся. Она с ума сошла! Это не тот противник, с которым стоит сражаться в ближнем бою! Она ему по пояс! И даже если она взберется ему на спину, ни один из ее кинжалов не достигнет его сердца, как не достигли стрелы! Почему она не бежит, почему не спрячется под плащом?
— Ты не будешь жить вечно, сука! — взревел демон, занося алебарду над рогатой головой. — Ты окажешься в Бездне с последним вздохом твоего сраного рта!
Ланн, задыхаясь, побежал за ним, но сил давно не осталось и он не смог даже догнать монстра, не то, что обогнать его и попытаться хоть чем-то помочь командору. Но на половине пути два дерева по сторонам от несущегося в ярости демона вздрогнули и огромная сила выворотила их из земли. А затем все стихло…
Громадная туша, разрезанная на две половины, аккурат в той части, где заканчивались пластины доспеха, лежала на мокрой земле и медленно остывала. Деревья с содранной корой нависали над ней, цепляясь остатками корней за землю. Блестела от воды едва заметная тонкая нить, такая же, что разрезала Ланну ногу, когда он явился в гости без приглашения.
Ловушка. Пока Ланн бегал от этой ходячей крепости по лесу, Сайдири установила ловушку. То, чего никогда не смогла бы сделать командор, сделала инерция и громадный вес демона.
— Они были здесь, — не громче дождя повторяла Сайдири, сидя в грязи и ощупывая морду мертвого демона окровавленными руками: она торопилась, а нить — капризное оружие. Но она все еще надеялась, что если ее обманут глаза, то не обманут руки. — Все это время. Все время, — она дышала неровно и время от времени издавала что-то похожее на тихий смешок. — Я не спятила. Не спятила…
Сайдири не видела своих преследователей до этого момента. Каждый проклятый день она подозревала, что может быть просто не в себе и видеть то, чего нет. И единственный раз, когда Ланн мог подтвердить ее подозрения, он промолчал, поэтому ей пришлось вскрывать череп своему мертвому другу, который ничего не смог бы утаить. Узнала ли она что-то, спрашивать, пожалуй, не время…
Резко подняв голову, Сайдири поджала губы и замерла. Ланн остановился в двух шагах, не зная, что сказать… Он даже лицо ее не узнавал теперь — оно то же, но совсем другое — тревожная складка между бровями, бледные губы, колкий взгляд. Как можно было так обмануться?
Она живет в одна в лесной чаще, а не в городе, где полно развлечений. Ее единственные друзья оба обожжены войной и мертвы. Она мало говорит и редко улыбается. Она осмотрительна и не склонна поддаваться эмоциям. Она не пьет, черт возьми!
Это не его жена.
Первое, что она спросила, когда увидела его: «Кто ты такой?»
Он же не знал и знать не хотел, кто она. Он видел в ней только ту женщину, которая оставила его и страстно хотел ее вернуть. Что, черт возьми, он может ей сказать сейчас? «Извини»?