Все было хорошо.
Но не долго.
Эшер перестал убегать, он мог оставаться дома как с одним из родителей, так и вовсе один, в конце концов он прожил так первые несколько лет своей жизни. Тем более что после года в деревне он знал почти всех соседей и их детей, и на самом деле один не был. Так что когда Ясмин достала карту и попросила Ланна обойти несложный маршрут не вместе с ней, а вместо нее, он насторожился. Она не нужна Эшеру так уж сильно, он справляется, она знает об этом и гордится им. Она никогда не болеет, с ее способностями это вряд ли возможно.
И все же ей нужно отправить мужа подальше из дома, хотя в этом нет никакой необходимости.
— Если у тебя есть какой-то план, на этот раз я хочу о нем знать.
— Если бы, — отводя глаза, вздохнула она. — Я понятия не имею, что мне делать.
Они не собирались заводить своих детей — никто не хотел рисковать. В этом отражении монгрелы не имели к смерти Савамелеха никакого отношения, он погиб от руки Грейбора и алушниррской гильдии убийц. Не было никаких оснований считать, что племена монгрелов освободились от проклятия, если в убийстве не участвовало ни одно. Никто не знает, как это работает: может, смерти искусителя достаточно, а может и нет.
Все это время они старались быть осторожными друг с другом, но то, как скоро они ошибутся, было лишь вопросом времени. Ланн обнял свою жену, но так и не нашел в себе сил сказать, что все будет хорошо.
— Не делай глупостей, — вместо этого выдохнул он.
— Все еще считаешь меня чудовищем?
Следующие полгода он был ужасным мужем и отвратительным отцом. Все, что было с таким трудом построено, разваливалось на глазах. Он больше не мог спокойно смотреть в глаза своей жене, не мог терпеть, когда она к нему прикасается — он не имеет права на эту любовь, он втянул ее в то, к чему она отношения не имеет. Это из-за него она будет несчастна всю оставшуюся жизнь, если не случится чудо.
Ланн пытался убедить себя, что должен надеяться на лучшее, но его родители надеялись на лучшее слишком долго и ничего хорошего из этого не вышло. Он был первым и единственным выжившим ребенком в семье, второй не прожил и трех лет, третий и вовсе родился по частям… Демоническая скверна исказила его и убила его братьев, и он не знает, носит ли он ее в крови до сих пор.
Ему не придется уходить, забрав ребенка и потеряв жену и старшего сына. Жители Зимнего Солнца хорошо относятся к нему самому и не станут нападать на его отпрыска, каким бы он ни был… так? Но если их доброта и терпимость держится только на стариках, помнящих резню при Мархевоке, через несколько лет их не останется, и тогда селение вернется к своему обычному состоянию, когда тот, кто не похож на тебя — чужой.
Ясмин не отвернется от своего мужа и ребенка… правда? Риа часто говорила, что любит Кинна и он лучший мужчина на свете. Она учила Ланна, заботилась о нем, помогала залечить полученные в школе ссадины, уверяла, что он чудесный мальчик и она очень любит его тоже… но никакая любовь не помешала ей оставить их обоих однажды.
Рождение больного ребенка выбьет Ясмин из колеи на годы, она больше не сможет защищать людей также, как делает это сейчас. Она не сможет делать то, ради чего живет. Ради чего живут они оба.
Он должен был дать ей уйти, когда была возможность…
И, как будто всего этого было мало, Эшер оказался гораздо умнее Ланна в его возрасте. Если Ланну потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, что по сравнению с братом, который в любую минуту может умереть, живой и здоровый ребенок не очень интересует родителей, то Эшер начал огрызаться, стоило ему только понять, что скоро он будет не единственным. И чем ближе было появление его брата или сестры, тем неуправляемее он становился. Он без ума любил Ясмин, но если раньше ей стоило сказать лишь слово, чтобы он успокоился, теперь что бы она ни говорила, он злился только сильнее…
И в один далеко не прекрасный день, вбежав на кухню на грохот и крики, Ланн обнаружил Ясмин, стряхивающую остатки супа с груди и округлившегося живота. Дверь, распахнутая во двор, красноречиво намекала, что виновника происшествия придется искать до ночи.
— Ничего, он не горячий, — взяв в руки тряпку, Ясмин махнула ей на дверь. — Попробуй ты, а то я… в последнее время вообще никто не слышит, когда я говорю «я не злюсь» и «ты не виноват».