— Нет-нет, — Люциус успокаивающе покачал головой, — всё кончилось хорошо. Она перекупила медальон у Уитмора, моего агента. Но Уитмор, подлец, обманул нас обоих, представляешь? Настоящий медальон всё это время был у него. И когда он попытался продемонстрировать его силу какому-то перекупщику в Лютном — бах! Разнесло всю лавку. Там-то я его и нашёл. Хвала Салазару, раньше авроров…
— И где же… Где же он теперь? — с замиранием сердца спросила Гермиона. — Сколько фейной пыли ты просыпал? Когда ты возвращаешься?
Люциус закрыл глаза и покачал головой.
— Я уничтожил медальон, хоть это и было нелегко… Но я не…
— Как?! Ты бросил всё? И Драко? Без надежды когда-нибудь вернуться?
— Я не мог иначе, — твёрдо ответил он. — Драко уже взрослый. А родителям нужно уметь отпускать своих детей…
В глазах Гермионы блестели слёзы.
«Как и детям пора отпустить своих родителей. Как мне — маму… Это он. Настоящий. Мой Люциус».
— Прости меня! — она внезапно разревелась, но ничего не могла с собой поделать. — Я бежала… Я так спешила… Но я не успела, медальон всё равно взорвался… И мне не жаль было променять весь этот мир на тебя!
— И мне, — тихо сказал Люциус, вытирая большим пальцем слёзы с её щеки. — Потому что ты для меня весь мир.
Гермиона со всхлипом смущенно опустила глаза: ожидать от него таких слов она даже не смела.
— Твои гребешки… Они сгорят…
— В самом деле… ты права!
Люциус вынул палочку из заднего кармана брюк и отправил порцию моллюсков из печи на тарелку.
Гермиона проводила внимательным взглядом гребешки и вдруг её осенило.
— Ты говорил, не умеешь готовить!
Люциус пожал плечами и лукаво улыбнулся.
— Так ты нарочно тогда меня обманул!.. Чтобы… Зачем?
— По-моему, всё очевидно. Мне хотелось, чтобы ты приготовила мне что-нибудь. Позаботилась обо мне. И мне понравилось.
Она с улыбкой покачала головой.
— Обманщик!
— Кстати, попробуй! Портал сработал рановато. Это наш ужин, и хотя я их готовлю только в третий раз, пахнут они вкусно!
Он взял с тарелки раковину с запеченным гребешком и полил сверху соусом, который размешивал в кастрюльке. Гермиона взяла лакомство и отправила в рот. Она жевала без особого энтузиазма, но потом даже прикрыла глаза от удовольствия:
— Вкусно! Очень вкусно! Можно мне ещё один?
Люциус ухмыльнулся, не скрывая самодовольства:
— Конечно, милая! Угощайся!
— С сливочно-сырной подливкой… — он протянул ей ещё одну раковину, и пока девушка с аппетитом жевала, облизнул указательный палец, испачканный в соусе, — м-м-м… кажется, действительно неплохо получилось. Надо бы белого вина к ним…
Люциус не успел дотянуться до палочки, как Гермиона вдруг взяла его за палец и обмакнула в соус. А потом облизнула — медленно, с наслаждением, закрыв глаза от удовольствия.
Люциус замер, не в силах отвести глаз от её губ, посасывающих его палец. Эта волнительная картина будила в нём аппетит иного рода. А как тёрся изнутри её язык…
— Вкусно… Очень вкусно!
Гермиона раскрыла его ладонь и целомудренно коснулась губами центра. От такого дикого контраста похоти и невинности Люциуса бросило в жар. Он в одно мгновение притянул девушку к себе и обхватил её лицо, покрывая его лихорадочными поцелуями.
— Сколько ночей без тебя… Сколько бессонных ночей! А ты ещё и дразнить смеешь?
Гермиона с тихим смехом обняла его, порывисто отвечая на поцелуи. Пальцы зарылись в его длинные шелковистые волосы. Она так долго ждала этого, что теперь было даже немного больно в груди от переизбытка счастья.
А Люциус, изголодавшийся не меньше, целовал жадно, прихватывая зубами нижнюю губу, проникая в её вкусный рот и пробуя её на вкус — снова и снова. Одной рукой он тесно прижимал к себе, а другой крепко сжал ягодицу, и Гермиона ощутила, как давит в поясницу край стола. Вдруг мужская хватка ослабла, и на пол со звоном полетели тарелки и кастрюли: Люциус освобождал стол.
— Что ты делаешь? — рассмеялась Гермиона.
— Нарушаю правила этикета за столом! — отрывисто бросил он, облизнувшись. — Заменяю основное блюдо десертом!
Глянув на девушку так, что едва не прожёг насквозь, он подхватил её и усадил на столешницу. Затем вклинился между коленями и снова прижался, проведя носом по груди, обтянутой тонкой блузкой. Гермиона отбросила с его лица белоснежные волосы, и их взгляды встретились. И этого оказалось достаточно, чтобы всё вокруг исчезло. Остались только они вдвоём на целом свете.
В красноречиво звенящем молчании Люциус и Гермиона судорожно стаскивали друга с друга одежду, чтобы стать ближе. Смятая блузка полетела на пол, следом — фартук и белая рубашка. А за ними — потёртые джинсы. Бретелька бюстгальтера лопнула, когда Люциус слишком сильно дёрнул его вниз. Гермиона выгнулась и всхлипнула от того, как торопливо он прикусил сосок, но тут же тёплый язык зализал набухшую ягодку. Она поймала губами его тонкие губы и снова целовала, не в силах оторваться. Гермиона была уже мокрая до неприличия, и когда Люциус запустил руку в её трусики, она со стоном подалась вперёд, насаживаясь на палец.
— Ох, да! Сделай это, пожалуйста!
— Я уж думал, ты не попросишь! — прошептал он, резко дёргая пряжку ремня.
Затем снова обхватил девушку за бёдра, подвигая к себе, вошёл в неё и тихо выдохнул с восхищением:
— Гермиона… Моя Гермиона! Какая же ты горячая!
Кухня наполнилась стонами. Гермиона откинулась назад, упираясь руками в столешницу, и скрестила ноги на пояснице Люциуса. Никогда ещё, даже под дурманом шоколадного мусса, она не хотела его так сильно. Чтобы он был только её, и двигался внутри так глубоко, что просто…
— О-о-ох! Да!
Её стоны и жаркая теснота сводили Люциуса с ума так, что сердце заходилось в безумном фанданго. Столько ночей он мечтал о ней, а теперь Гермиона перед ним — с раскинутыми ногами, с аппетитной грудью и маняще приоткрытыми губами. Любимая, растрёпанная, потрясающе сексуальная, вкусная…
Сжимая её ногу под коленкой, свободную руку он просунул между ними, не переставая ритмично двигаться. Пальцы нащупали распухший клитор и принялись настойчиво поглаживать.
Гермиона захлебнулась вздохом. Она вся напряглась, как струна, изо всех сил подаваясь Малфою навстречу и царапая столешницу. С губ срывались какие-то нечленораздельные фразы, бессвязный лепет.
Люциус понял: она на грани, и его пальцы взяли бешеный темп.
— Давай, моя милая… Давай, кончи!
Гермиона вскрикнула раз, второй, третий: волны неистового удовольствия накатывали одна за другой. Она понятия не имела, что может так кричать, и будто слышала себя со стороны. Краем сознания только отметила, как от мощного выброса её магии яростно взревело пламя в камине, жадно облизав чугунную решётку.
Люциус вдруг ускорился так, что его толчки внутри тесного лона превратились в одно неповторимое движение, наполненное слепящим удовольствием. Он хрипло вскрикнул, вбившись в последний раз, и замер, крепко зажмурившись. А когда рухнул на Гермиону, вокруг с оглушительным треском начали лопаться банки на полках.
Бах! Бах! Бабах! Взрывы грохотали по кухне, рассыпая повсюду корицу, базилик, соль и перец. Но никто этого не замечал.
Люциус обнял Гермиону, прикрывая собой. Он чувствовал, как на поясницу просыпался горчичный порошок, а на плечо плеснуло черничным вареньем. С большим трудом собрав магию, Люциус наколдовал, наконец, защитный купол.
— Мы разгромили твою кухню, — виновато улыбнулась Гермиона, ласково поглаживая его плечо. Но по ней было видно, что ей ничуточки не жаль.
Люциус отдышался и с усмешкой вытер с её лба рассыпанную муку.
— Ничего. Надо проверить, может, мы изобрели какое-нибудь новое блюдо? И, кстати, почему это «твою кухню»? Она ведь наша. И мы имеем право творить на ней всё, что захотим. Правда, миссис Гермиона Малфой?
Он подмигнул.
— Да, — прошептала она, обхватив ладонями его лицо, — да!
И поцеловала.