Выбрать главу

Гермиона вспомнила, как однажды в каком-то международном чате один такой русский всех троллил, мол, сейчас раскочегарю самовар с водкой и дам балалайку ручному медведю.

— А вы британцам подливайте! — хихикнула она. — В «Дырявом котле» по пятницам такое веселье, что если бы Шерлок туда по ошибке забрёл, тоже не удержался бы от того, чтобы пропустить стаканчик!

Русский улыбнулся.

— Приезжайте и вы к нам. У нас в ресторане «Грибоедов» и на Садовой 302-бис тоже всем на зависть отжигают!

Услышав это предложение, Драко, да и все волшебники вокруг с любопытством обернулись к ней. Рука Люциуса пропала.

— Миссис Малфой, что вы думаете о ситуации в Каире? — какой-то дотошный журналист в шотландке уже вытащил пергамент и Прытко-Пишущее Перо.

Гермиона замерла.

«Кто его знает, что там сейчас в Каире? А уж здесь, в этом нелепом и глупом мире? В родном — конфликт между вооружёными группировками, а здесь?»

— Я убеждена, что мы, волшебники, всегда сможем найти не компромисс, но хотя бы консенсус. Потому что такая древняя страна, как Египет…

Со всех сторон зашумели: «Братья-мусульмане!», «Право свободного колдуна!».

Гермиона растерянно замолчала, прижимая к груди клатч. Она никогда не оказывалась в центре такого внимания. Все эти крики и вопросы давили и не давали возможности сориентироваться. Ко всему прочему сверху прямо под ноги камнем упало что-то тёмное размером с мяч.

Гермиона наклонилась и подняла маленького совёнка. Он пищал, больно клевался и отчаянно пытался вырваться. Но второе крыло его не двигалось.

— Эх ты, бедняга… Драко, дай пиджак!

Драко нехотя подчинился, видимо, стараясь произвести на зарубежного гостя впечатление. Только Гермиона завернула птенца в пиджак, как со всех сторон защёлкали вспышки колдокамер.

— Миссис Малфой! Это ваш новый пиар-ход? Эпатажная выходка, чтобы привлечь внимание прессы к вашей персоне?

— Вы судите, ничего обо мне не зная, — холодно заявила она. — Пишите, что вам вздумается! А птенца я заберу домой и вылечу крыло!

Гермиона выжидательно посмотрела на Драко, но тот только нахмурился, не торопясь помочь ей. Со скамьи поднялся Люциус, всё это время пристально за ней наблюдавший.

Он протянул руку.

— Идём, Гермиона. Я провожу. У Драко с господином послом ещё много рабочих тем для обсуждения.

* * *

В мэноре они разошлись по комнатам. Гермиона поручила Хэнку принести чашку с водой и совиный корм. А сама перевязала птенцу крыло, заперла в клетке и накрыла чёрным чехлом — всё-таки совы ночные хищники, и днём должны спать.

Спустившись к обеду, Гермиона ожидала уже никого не застать, но Люциус сидел во главе стола и нетерпеливо постукивал пальцами по краю.

— Тебя не учили, что заставлять ждать себя — невежливо?

— Простите, сэр. Я обустраивала Ронни.

— Кого? — В его голосе послышался металл.

— Я так назвала совёнка, — она села и выдавила из себя улыбку. — Приятного аппетита, сэр!

Обед прошёл в полном молчании, но труды Хэнка были оценены по достоинству: жаркое из баранины и сливовый пудинг вышли отменными.

Гермиона промокнула губы салфеткой. Стоило ей расслабиться и подумать о том, что пора расставить все точки над «i», как в горле всё пересохло.

— Мистер Малфой… Вы ведь получили моё письмо?

Люциус тоже отложил салфетку и медленно подошёл к ней, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью.

— Кто тебя просил раскрывать свой рот на скачках? — вместо ответа прошипел он. — Что ты вообще там несла, глупая ты девчонка?!

— Не смейте так разговаривать со мной! — вспыхнула Гермиона. — Я — взрослый человек! Я варила Оборотное на втором курсе, а на шестом успешно применяла Обливейт! Между прочим, этим нейтральным ответом я только выручила вашего сына!

— Мой сын сам должен был ввернуть это! Дипломат он, а не ты. Но тебе, вместо того, чтобы скромно молчать и красиво улыбаться, надо было влезть в серьёзную политическую беседу!

— Я свободный человек! — разозлилась Гермиона.

— Свободный, как Добби?

— А что не так с Добби?

— Всё с Добби прекрасно, — Люциус оперся бедром на край стола, достал трубку и сунул в чубук щепотку табака. — Вот только он служил Волдеморту. За что и поплатился, мир его праху.

— Что?!

Гермиона какое-то время приходила в себя. Она просто не могла в это поверить.

— Знаете, это самый идиотский и отвратительный мир среди тех, в каких я бывала.

— И во многих бывали? — с интересом спросил Люциус.

— Нет, но мне с лихвой хватит и этого. Какого гриндилоу Добби подался к Волдеморту?

— Он обещал ему свободу всем домовикам. А в Поттере Добби разочаровался, когда тот предпочёл ему Кикимера. Кикимер, принеси то, Кикимер, доставь сюда Флетчера… А уж когда Поттер сбежал с Гриммо за крестражами и бросил Кикимера на растерзание разъярённому Яксли…

— О нет… — Гермиона расстроенно потёрла лоб. — Это я виновата! Я притащила Яксли на Гриммо, когда мы трансгрессировали из Министерства. Но у нас не было другого выхода! Нас бы поймали!

Люциус молча курил, прикрыв глаза. Густой вишнёвый дым окутывал его жилистую фигуру синим облаком. Гермиона поймала себя на том, что невольно вдыхает этот запах, пытаясь различить в нём нотки сандала.

«Хватит, хватит!»

— Так вы получили моё письмо, сэр?

Он выбил трубку в пепельницу и оглянулся на неё.

— Разумеется.

— Тогда вы знаете, что я — не та Гермиона!

— Почему я должен тебе верить?

— Вы прекрасно знаете, всё, что в письме — правда! Вы приняли меня за другую, это всё ошибка! Недоразумение! Вы просто не хотите мне поверить!

Люциус убрал бриар в футляр.

— Ты права, — он окинул её оценивающим взглядом, под которым она почувствовала себя голой. — Не хочу.

— Но почему — вот в чём вопрос! — Гермиона поднялась, смотря ему прямо в глаза. Это действительно волновало её сильнее всего прочего. — Зачем вам это? Разве вам не дорога та, другая Гермиона?

Люциус хмыкнул. От его пристального взгляда и негромкого голоса по спине пробежали мурашки.

— Я ещё тогда ночью понял, что ты — не она. Она терпеть не могла, когда я касался её груди, хоть и врала, что любит. А тебе это нравилось, я видел. И чувствовал.

Гермиона не знала, куда деть глаза. Она сглотнула, ощутив, как жарко стало вдруг в гостиной.

«Да что же такое-то?! Я так и буду возбуждаться от каждого его слова?»

— К тому же, — медленно добавил Люциус, — новая твоя вариация нравится мне куда больше. Она не пресмыкается передо мной, как домовый эльф, и не просит наказать её. Отстегать плёткой как следует. Подвесить на ремнях на ночь. Выпороть…

— Боже!.. Прекратите!

Гермиона прижала ладони к горящим щекам. От одной мысли, что он всё это проделывал с её отражением, становилось не по себе. А Малфой говорил об этом так спокойно, будто рассуждал о прогнозе погоды на завтра.

Гермиона с трудом вернулась к остальным мучающим вопросам.

— Если мы теперь всё выяснили, кто есть кто, расскажите мне, как так вышло, что я… то есть, она замужем за Драко, а… устраивала такое перед вами. Ну вы понимаете, о чём я?

Люциус усмехнулся. В его глазах засверкало опасное пламя — льдистое и холодное.

— Ты соблазнила меня. Сама. И созналась в этом. Ты вышла замуж за Драко, ради того, чтобы подобраться ко мне. И забраться ко мне в постель.

— Быть этого не может! — вскричала Гермиона. Она даже не стала поправлять его в том, что это не её рук дело. — Это уже ни в какие ворота!

— Смотри сама. Хэнк!

Домовик шустро семеня, появился в гостиной.

— Принеси-ка нам думосброс из моего кабинета.

Хэнк исполнил поручение и на столе, уже чистом от посуды, появилась каменная чаша. Люциус прикоснулся к виску палочкой, вытащил серебристое облако и, опустив его на дно, пригласил:

— Полюбопытствуй!

Гермиона окунула лицо в плавно закручивающийся омут и на какое-то время оказалась дезориентирована в полупрозрачном потоке. А затем она очутилась в какой-то комнате. Судя по всему, это была спальня Люциуса: его тёмный пиджак, небрежно брошенный на спинку кресла, на столе трубка и нераспечатанная пачка табака. Сам он в длинном белом халате, стоит у высокого платяного шкафа с приоткрытой дверцей и меряет неприязненным взглядом… её. Гермиона обошла сзади своё отражение и застыла. Это была она и не она. Такой себя ведьма ещё не видела: в полупрозрачном зелёном пеньюаре, с распущенными по спине волосами, алой помадой на губах, изогнутых в усмешке. Но больше другого поразили глаза: наглые, желтоватые, даже какие-то звериные.