Он схватил какую-то дубину и со всей силы долбанул рыбину по голове. Окунь сразу поник и перестал подпрыгивать.
– Намбэ ван! – гордо сказал Толя. – Это тебе не Куликовское поле переплывать!
Дальше пошло веселее. В течение часа Толя с Соломоном наловили с десяток замечательных окуней, один к одному, больших, жирных, и, наверное, очень вкусных. К концу рыбалки уже почти стемнело. Ребята разожгли огромный костер, и стали варить на нем рыбу в большом котле, который резидент Эвил позаимствовал в ближайшей деревне, увидев, что улов все-таки есть.
Соли не было, но Рели посчастливилось найти какие-то пряные травки, и они весьма украсили вкус ухи. Перед едой Годоворд заставил всех прочитать молитву, которую дюжина голодных человек еле пережила.
За ужином все как-то не заметили отсутствия Офзеринса, но зато, когда вся рыба была съедена, и сам собой стал напрашиваться лозунг «хорошо, да мало», лорд вышел к костру, что-то сжимая в обеих руках. При ближайшем рассмотрении это оказались два кровоточащих куска мяса.
– Я их освежевал! – с достоинством истинного лорда сказал Офзеринс.
– Кролики? – сориентировался Соломон. – Кидай в котел! А что ты со всеми уху не ел?
– Благодарю, я не голоден. Был. А вот кролика – это я с удовольствием! – Лорд кровожадно облизнулся.
Ко второму блюду все отнеслись с большим энтузиазмом. И хоть порции были еще меньше, чем раньше, все остались довольны. Толя, вспомнивший, что они, в отличие от погорелых мастеров, хотя бы обедали, попросил положить ему совсем чуть-чуть, но Соломон, заведовавший раздачей, плюхнул ему на кусок коры, заменяющий тарелку, точно такую же порцию, как и всем.
– Ты не думай, что это от вежливости – это от невнимательности, – заметил он.
Спустя полчаса после окончания ужина все стали укладываться спать. Прямо на земле, вокруг костра. Ночью было весьма прохладно, а теплой одежды ни у кого, конечно, не оказалось. Толя отдал свой халат Рели, понимая, что от холода он ее все равно не защитит.
– А ты? – спросила она, закутываясь в халат.
– Я пойду, спущусь к озеру. Хочется немного побыть одному.
– Возвращайся скорее. Я тебя согрею!
– Обязательно! – улыбнулся Толя.
Он вышел на берег озера. В наступившей темноте вода казалась черной. Изредка плескалась рыба, хрустел валежник. Все звуки сейчас казались такими таинственными…
Толя поежился от холода. Почему-то смертельно захотелось курить, хотя Толя никогда в жизни не курил. Тем не менее, это желание было таким отчетливым и острым, что он готов был отдать правую руку за сигарету.
– Грустишь, доктор? – спросил кто-то. Толя вздрогнул и повернулся на голос. Это оказался Вингер.
– Не то слово, – признался Толя.
– А что так? Тебя вон какая девчонка любит! Счастливым надо быть!
– Простой ты, как три копейки! – поморщился Толя. – А ведь вроде поэт, понимать должен «души ужасные томленья».
Вингер задумался.
– Это ты процитировал, что ли? – спросил он.
– Сам не знаю. Всплыло.
– Угу. Так что тебя мучает? Что за томленья?
– Видишь ли, – Толя неожиданно решил все ему рассказать. – Есть еще одна девушка…
– Ого! И ты ее любишь?
– Кажется, да…
– Так кажется, или да?
– Во всяком случае, забыть я ее не могу.
– Дело плохо, – рассудил Вингер. – Есть у меня одно стихотворение про любовь – послушай:
Ну, как?
Толя пожал плечами. Стихи не произвели на него особенного впечатления. Да и рассказаны они были с таким пафосом уже состоявшегося поэта, которому всеобщие восхищения уже вошли в привычку, что было просто противно.
– Не шедевр, – честно сказал Анатолий.
– Что? Почему? – Удивлению Вингера не было предела.
– Во-первых, налицо влияние Маяковского, и не очень благотворное в данном случае. Во-вторых, разложить любовь по полочкам – не самый лучший ход для стиха. Романтики нет, широты взглядов! Да и рифмы скучные.
– Тоже мне, критик нашелся! – проворчал оскорбленный Вингер. – Попробуй, лучше сочини!
– И попробую, – легко согласился Толя. – Глядишь, чего получится.
Он повернулся и пошел к костру. Там все уже спали. Или почти все.