– Ну, действуй, – согласился Толя.
– Нет!
Все с удивлением посмотрели на Офзеринса.
– Это должен делать ты! – палец лорда недвусмысленно показывал на Толю.
– Я? – удивился тот. – Почему я? У Соломона лучше получится…
– Нет! – лорд в гневе треснул кулаком по столу, но попал по ладони сидящего рядом Морлока, так что эффект был несколько смазан громким воплем. – Нет, поверь мне, все должно быть не так! Я знаю! Мне сказал об этом Августо!
– Н-да, – Толя с сомнением уставился в полупустую кружку.
– Верь мне! – настаивал лорд. – Ты же сам заметил уже, как здесь многое зависит от случая!
Толя со страхом смотрел в глаза лорда. Это были разумные глаза, без малейшей толики сумасшествия.
– Это не случай, – продолжал лорд. – Слишком много всяких материй здесь пересекается! Никто этого не знает, кроме меня! Знай только одно: ты должен поднять этих людей на бунт!
– И ты будешь его слушать? – спросил Соломон.
– Хорошо! Мишут, подыграешь? – Толя решительно вышел на середину трактира, где отдельные, самые вдохновленные личности, уже пытались устроить танцы. Мишут скользнул следом за ним. Они перемолвились парой слов, и Мишут взял оглушительный аккорд. Все посетители – человек сорок – уставились на них.
– Слушайте все! – громко сказал Толя.
Мишут заиграл тяжелую, бескомпромиссную мелодию, а потом запел:
Слова песни задели за душу каждого, несмотря на то, что третью строчку Мишут явно завалил. Тем не менее, в людских глазах зажглось нечто воинственное.
На втором куплете подключился Толя, усилив хоть и «кипеловский», но все же недостаточно сильный голос Мишута:
Припев они с Толей исполнили вместе, а во второй раз про «кулак над буйной головой» орали уже все посетители, которым на пьяные головы сошло бы все, что угодно.
Закончив песню (последний куплет был опущен из соображений цельности настроения), Мишут скромно отступил. На Толю воззрились все, кто находился в трактире. Тот, инстинктивно чувствуя момент, запрыгнул на стойку и воскликнул:
– Товарищи! Чему нас учит эта песня?
И, не дождавшись ответа, продолжил:
– Над нами стоят какие-то непонятные уму и сердцу мерзавцы, которые ничем не лучше нас, но живут в свое удовольствие!
– Козлы! – вякнул со своего места Филин; несколько голосов из толпы его поддержали, но толпа в своей массе пока не заряжалась патриотизмом и лишь требовала на бис понравившуюся песню.
– Действительно! – провозгласил Толя, прохаживаясь по стойке и распихивая в стороны кружки с пивом. – Среди вас есть умные люди. Есть художники, музыканты, поэты… инженеры, каменщики, фри-масоны… Короче, есть все! Но это никому не нужно! Дон озабочен только личной наживой, он не строит школ, консерваторий, институтов! Скажите, ради этого ли ваши предки выжили триста лет назад?
Последняя фраза произвела эффект. Народ зароптал. Толя, ободрившись этим, продолжил:
– Мир стоит сейчас на распутье. Если оставить все, как есть, то он погибнет. Быстро ли медленно – не суть важно. Но мы все еще можем! Мы можем свергнуть никчемную власть дона Гана!
– Но что мы можем сделать? – выкрикнул кто-то. – Нас всех перестреляют!
Толя уже хотел было сказать сомнительную фразу: «Всех не перестреляют», но ему помешали. Офзеринс вдруг молнией сорвался со своего места и взлетел на стойку рядом с Толей.
– Кто может помочь нам? – громко спросил он.
Народ молчал в смятении. И тут свою лепту внес Соломон. Он вытащил из-под стола сумку, в которую Толя до этого убрал свой халат, чтоб не выделяться.
– Толян!
Толя обернулся на выкрик и успел подхватить халат. Он тряхнул его, разворачивая и торжественно, будто королевскую мантию, накинул на плечи. Новая волна удивленных и восхищенных возгласов прокатилась по толпе.
– Кто может помочь нам? – снова спросил Офзеринс.
– Только доктор! – взревел кто-то.
– Кто? – прокричал лорд.
– Доктор! – изрекла толпа.
– Какой доктор?
– Доктор Фекалиус!!!
– Я не слышу вас!
– ДОКТОР ФЕКАЛИУС!!!
– Да!
Толя с удивлением смотрел на лорда Офзеринса. Своими повадками он почему-то стал напоминать ему Халка Хогана. Он продолжал выкрикивать какие-то фразы, каждую из которых народ поддерживал дружным ревом, а потом вдруг спрыгнул на пол, подбежал к какой-то легкомысленно одетой девице, схватил ее за плечи и заорал: