Шу́мы, выхлопы, жужжание, гудки.
Блеском фар засвеченное небо —
Как звезда с звездою говорит,
Мы не слышим: мы глухи и слепы.
Мир не внемлет Богу, а шумит…
* * *
…Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же клёном,
Только не опавшим, а вовсю зелёным.
И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал берёзку.
С. Есенин
Берёзе трудно понимать
Есенинскую грусть.
Зачем принялся он читать
Стишки ей наизусть?
Зачем разносит перегар,
Витийствуя с утра?
И страсти распаляет жар,
Когда кругом хандра.
Зачем к тому ж, подлец такой,
Обняв её (ой-вей!)
Своей распутною строкой
Глаголет не о ней?
А вспоминает некий клён,
Какую-то сосну,
И вербу вспоминает он,
А может, не одну.
Ах, как же, Серж, распутен ты,
Обидно, аж до слёз.
Не ценишь чистой красоты
Разнеженных берёз.
* * *
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!
Вместо шапки на ходу
Он надел сковороду.
С. Я. Маршак
Вместо шапки на ходу
Надевать сковороду
Нелегко и неудобно,
Глупо, неправдоподобно.
Как её там закреплять?
Будет с головы съезжать.
Будет ручка сковородки
Колотить по подбородку,
А потом, уйдя в полёт,
С головы его падёт
И, скользнувши по дуге,
Больно стукнет по ноге.
Если ж глянуть по-другому,
То приветствовать знакомых
Сковородкою сподручней:
У неё в наличье ручка —
Ею проще «шляпу» снять
И с почтеньем приподнять,
Говоря друзьям «Бонжур!»
Вот такой родился сюр
В честь вошедшего в века
Самуила Маршака.
* * *
Джеро́м — тот, кто Кла́пка Джеро́м
С Уильямом нашим Шекспиром
Затеяли диспут о том,
Что более ценится миром.
Хваля век шестнадцатый, Билл
К семнадцатому был хладен.
Он в первом родился, почил —
Увы, во втором, будь неладен.
Джером девятнадцатый век
Нахваливал, только сухо
Отметил: тогда человек
Жил лучше, но беден был духом.
Узнав про двадцатый и наш
Двадцать первый, два автора сразу
Решили, что местный типаж
В духовность не верит ни разу.
Был твёрдым джеромовский взгляд,
Сурова Шекспира прищурость.
Вот взять и отправить бы в сад
Всю надтолерантную дурость.
* * *
Порою кажется, Небесный Господин
Создал сей мир (и думать-то неловко)
Лишь для того, чтоб полчища машин
Съезжались пообщаться в пробках.
Венцы творенья здесь не мы — они,
Для них всё это: нефть, конфликты, во́йны,
Прогресс — тысячелетия возни
Нас, человеков, слуг их недостойных.
Для них наш телерадиоугар,
Всё то, что в мозг наш тараканом влезло:
Инет, реклама, ма́ркетинг, пиар
И миф, что-де экологична тесла.
Уже не кажется: Небесный Господин
Действительно создал наш мир неловкий
Лишь для того, чтоб полчища машин
Съезжались пообщаться в пробках.
Сонет ньюартный
Да будь я трижды цесаревичем,
Обученным любить гуа́но,
Работы новых нью-Малевичей
Воспринимал бы… негуманно.
Все пятна, кляксы и квадраты их,
Накреативленные пусто,
Подходят лишь для завсегдатаев
Дней современного искусства.
А нам, отнюдь не цесаревичам,
Понятней не труды мартышкины
От бесталанных нью-Малевичей,
А Айвазовские и Шишкины.
Нелепо с голыми нью арта королями
Вести дискуссию о вкусо-цветной гамме.
Сонет миссионерский
Сочинение стихов ближе
к богослужению, чем обычно полагают.
Анатоль Франс
А в этом точно что-то есть!
И я порою рифмой дерзкой
Несу в народ благую весть
С наивностью миссионерской.
Пытаюсь ровным строем слов
И ритмикой стихотворенья