— У-у! — завыл длинный Коллинз. — Рене, да вы никак перевозите трупы? Здесь какой-то, черт его побери, покойник!
Восстав от своего долгого сна, Кудряш стал вылезать, как жалкий червяк из своей личинки. Он прорыл себе дорогу и уселся, мигая глазами, похожий на какую-то непристойную пьяную сову. Лицо у него было иссиня-багровое, опухшее, покрытое рубцами и изрезанное во всех направлениях, как самый дешевый бифштекс в мясной лавке. Его глаза представляли заплывшие щелки, нос — маринованную свеклу, а в сравнении с его волосами самые дикие космы Степки-Растрепки показались бы шелковистыми бандо Клео-де-Мерод. Во всем остальном он был типичнейшим вороньим пугалом.
Рене соскочил с козел и уставился широко раскрытыми глазами на свой необычайный груз.
— Ах ты, маверикский баран, что ты делаешь в моем фургоне? Как тебя сюда занесло?
Ковбои в полном восторге окружили его. Они на время даже забыли о табаке.
Кудряш медленно оглядывался во все стороны. Затем он зарычал сквозь всклокоченную массу своей бороды, как шотландский терьер.
— Где я? — хрипело его воспаленное горло. — Откуда взялась эта паршивая ферма? Для чего вы меня сюда притащили? Разве я просил вас? Чего вы глазеете на меня, черти? Убирайтесь к дьяволу, а не то я как съезжу кому-нибудь по морде…
— Вытащи его, Коллинз, — сказал Рене.
Кудряш скользнул и почувствовал, как земля поднялась и столкнулась с его лопатками. Он встал и уселся на крыльце кладовой; он весь дрожал от нервного возбуждения и сидел, обхватив руками колени и фыркая. Тейлор достал ящик с табаком и оторвал крышку. Задымились шесть папирос, принося мир и прощение Саму.
— Как вы попали в мой фургон? — повторил Рене, на этот раз тоном, вынуждавшим к ответу.
Кудряш узнал этот тон. Он сталкивался с ним при встречах с кондукторами товарных поездов и с полисменами.
— Я? — проворчал он. — Вы меня спрашиваете? Ну, вот, я отправился было в отель «Менгер», но мой лакей, видите ли, забыл уложить мои пижамы. Поэтому я вполз в этот фургон на постоялом дворе. Поняли? Я не просил вас привозить меня на эту проклятую ферму. Поняли?
— Да что это, собственно, такое, Мустанг? — спросил Поки Роджерс, почти забыв от восторга про табак. — Чем оно питается?
— Это домовой, Поки, — сказал Мустанг, — тот самый, который вопит по ночам с вязов у болота. Не знаю только, кусается ли он?
— Нет, это не то, Мустанг, — вмешался длинный Коллинз, — у домового плавники на спине и восемнадцать пальцев на ногах. Это — кабацкая затычка. Он живет под землей и питается вишнями. Не стойте так близко около него. Он может убить ударом хвоста.
Сам, светский человек, называвший всех буфетчиков в Сан-Антонио просто по имени, стоял в дверях. Он лучше знал зоологию.
— Это просто небритая обезьяна, — сказал он.
— Где вы выкопали этого бродягу, Рене? Может, вы задумали превратить ранчо в приют общества трезвости?
— Слушайте, — сказал Кудряш, о бронированную грудь которого притуплялись все стрелы остроумия. — Не найдется ли у кого-нибудь из вас, чертей, спиртного? Я так давеча накачался, что прямо не могу стоять на ногах. Дайте опохмелиться.
Он обратился к Рейсу:
— Послушайте, ведь это вы заманили меня на вашу паршивую старую сухопутную шхуну? Просил я вас, что ли, везти меня на ферму? Я хочу выпить. Я весь на куски разваливаюсь. Ну, какого черта?
Рене видел, что нервы у бродяги прямо ходуном ходят. Он послал одного из мексиканских парней в дом за стаканом виски. Кудряш выпил виски залпом, и в глазах его появился мимолетный благодарный блеск, человечный, как у верного сеттера.
— Спасибо, хозяин, — сказал он спокойно.
— Вы в тридцати милях от железной дороги и в сорока милях от ближайшего кабака, — сказал Рене.
Кудряш бессильно откинулся на ступеньки.
— Раз уж вы здесь, — продолжал ранчеро[5], — ступайте за мной. Мы не можем вышвырнуть вас в прерию. Заяц может разорвать вас на куски.
Он провел Кудряша к большому навесу, где стояли экипажи, расставил на землю походную койку и принес одеяла.
— Не думаю, чтобы вы могли теперь заснуть, — сказал Рене, — ведь вы лежали на боку целые сутки. Но вы можете расположиться здесь до утра. Я велю Педро принести вам поесть.
— Заснуть? — сказал Кудряш. — Я мог бы проспать целую неделю. Скажите, приятель, не найдется ли у вас гвоздей, чтобы заколотить гроб?
Рейсом Трусделль проехал в этот день пятьдесят миль. Но вот что он еще проделал.
Старый Трусделль Индеец сидел в большом плетеном кресле и читал при свете огромной керосиновой лампы. Рене положил около него пачку свежих городских газет.