В ренессансной астрологии для Варбурга сочеталась древняя тяга к поклонению иррациональным образам с гениальной утонченностью современного художественного мастерства. Во всей этой развернутой характеристике двух типов мировоззрения угадывается не только контовская схема; ощутимо здесь и представление Канта о Просвещении, выведшем человека из состояния детского восприятия мира. По удачному замечанию исследователей, его «неприязнь к магии как примитивной и к астрологии как фаталистичной»[165] отражает желание Канта спасти человека от предопределенности, выраженной в природе. Здесь Варбург полностью созвучен с оценкой тех же феноменов Кассирером. Последний, характеризуя труды Помпонацци, писал, что в раннем Новом времени
с астрологических представлений совлекаются откровенно демонические, «первобытные» элементы, и их место занимает приоритетная идея единой непреложной закономерной связи событий, не знающей ни случайностей, ни исключений. «Демоническая» каузальность веры отступает перед каузальностью науки, хотя все же и эта последняя — в силу того, что Помпонацци ничего не знает о математическом естествознании — остается неразрывно связанной с кругом идей традиционной астрологии[166].
Из философов, обративших свой взор к интеллектуальной истории возрождения, Кассирер был не единственным автором, стремившимся рационализировать магическое мировоззрение. Так, Джованни Джентиле с его философией актуального идеализма, выраженной в представлении об имманентном миру духе, был в принципе склонен редуцировать все духовные искания Ренессанса к формам актуализации человеческого духа в этом мире, а религиозно настроенные мыслители в его философии становились провозвестниками нового гуманизма. Одним из помощников Кассирера был учитель Фрэнсис Йейтс Оскар Кристеллер, а базовые интенции Джентиле воплотил в труде о Пико делла Мирандоле его последователь Эудженио Гарин, создав канонический ныне образ Пико как борца за свободу и человеческое достоинство[167]. Таким образом укорененное в христианском и неоплатоническом мировоззрении убеждение, что человек может и должен выйти за пределы этого мира, духовно преодолев его ограничения, в философски оформленной историографической традиции превратилось в утверждение человека царем этого земного мира. Такая перспектива привела к построению особой картины западного эзотеризма, канонизированной в рациональном подходе.
Параллельно трудам Торндайка и Варбурга с середины 1930‐х годов историк математики Отто Нойгебауэр начал писать работы, в которых, в частности, затрагивалась связь математики с астрологическими представлениями. Позже, в статье 1951 года, он подытожил опыт почти полувекового изучения «убогих предметов»[168] в академии, выделив особо многотомный труд Линна Торндайка и культурно-исторический проект Аби Варбурга. При этом Нойгебауэр очень точно подметил общий пафос исследований до 1950‐х, находящихся под влиянием этоса, оформленного философией Канта, Гегеля, Конта, который был подкреплен религиоведческой теорией Фрейзера. Характеризуя достижения современных ученых в раскрытии неизведанных страниц истории науки, он писал:
они все трудились, чтобы восстановить бесчисленные убогие коллекции астрологических трактатов из европейских библиотек, и им удалось дать нам представление о повседневной жизни, религии, суевериях, астрономических методах и космогонических идеях поколений людей, которые вынуждены были жить без высших даров нашей научной эпохи[169].
Именно этот комплекс представлений о благословенной эре современной науки, путь к которой был проделан через тернии суеверий, к 1960‐м годам соединился с тенденцией выявления метастазов раковой опухоли эзотерического сознания, способного дать новые формы фашизма. Это соединение и привело к возникновению подхода классического рационализма в изучении западного эзотеризма. Далее мы суммируем основные черты этого подхода[170].
Глава 2
Подход классического рационализма: общие черты
Рационализм vs иррационализм. Выразители рассматриваемого подхода описывают западный эзотеризм как явление, укорененное в иррациональных тенденциях объяснения и познания мира, эта религиозность алогична, отрицает базовые принципы рационального осмысления мира, выворачивая их наизнанку и используя лишь как некий суррогат или внешнюю оболочку, как в приведенном выше случае с научным языком тезисов Адорно.
165
166
167
Стоит отметить, что в одной из своих последних работ Б. Копенхейвер так оценивает вклад Кассирера, Джентиле и Гарина в историю мысли: «…образ Пико был канонизирован в 1937 году Гариным… после Второй мировой войны Пико Гарина через учебники вошел в американские университеты… образ Пико Гарина […] ошибочен […] корень ошибки кроется в переводе послекантовских ценностей в докантовский мир» (
170
Очевидно, что этот подход не ограничен лишь приведенным набором имен, он значительно шире и вбирает в себя целый спектр тем, в той или иной степени ассоциирующихся с западным эзотеризмом. Так, исследования в области феномена конспирологии Ричарда Хофштадтера и Дэниэла Пайпса идут в том же русле. В классическом эссе 1964 года «Параноидальный стиль в американской политике» (