Эрика нанесла три укола ему в грудь и один всего на несколько дюймов выше паха, прежде чем Никслаус отступил. Он с трудом сохранял любезность, но милостиво кивнул, признавая поражение.
— Очень хорошо, миледи. Вы фехтуете гораздо лучше меня.
— У меня превосходный учитель, — сказала Эрика, глядя на Сантиоль. Наставница поморщилась. Эрика практически слышала ее мысли: «Вам следовало позволить ему победить».
— Конечно, мои занятия касаются магии. — Никслаус натянул перчатки Избранного. — У меня мало времени, чтобы упражняться в фехтовании. Дуглас намного лучше меня.
Не сказав ни слова, высокий охотник на магов шагнул к Эрике. Он вынул шпагу, забрал у Никслауса колпачок и надел его на острие. Эрика с трудом сглотнула. Дуглас был намного выше нее, с более длинными руками, и шпага у него на несколько дюймов длиннее.
— Не думаю… — начала Сантиоль.
Никслаус поднял руку:
— Давайте посмотрим, как вы справитесь, миледи. Он будет аккуратен.
Дуглас использовал свой высокий рост на полную — скользнул вперед, как змея в броске. Шпага метнулась, словно жало, а тело осталось вне досягаемости клинка Эрики. Он отмахнулся от ее защиты и хлестнул колпачком по ее горлу достаточно сильно, чтобы оставить след.
Ошарашенная Эрика коснулась горла. Он посмел ударить ее вот так? Это неправильно. Нечестно! Она атаковала его со всей скоростью, на которую была способна, клинок замелькал в воздухе. Дуглас парировал ее выпад раз, два, отбил с пугающей легкостью третий и ткнул колпачком в ребра.
Эрика почувствовала, как краска бросилась в лицо. Она не могла достать его, а он еще и обладал пугающей скоростью. Его манера боя была более расчетливой. Сантиоль посоветовала бы ей с достоинством признать поражение перед таким явным превосходством. Эрика подняла шпагу.
— Довольно, — вмешался герцог Леора. — Эрика, думаю, вам с Сантиоль пора готовиться к поездке. Помни, через несколько часов мы отправляемся в Норпорт.
Эрика опустила шпагу.
— Да, дедушка.
Она схватила куртку и зашагала к особняку. За спиной слышались шаги Сантиоль.
— Никогда больше так не делайте, — прошипела наставница. — Этот человек разорвал бы вас на куски.
Будь проклят Дуглас за то, что так унизил ее! Будь проклят Никслаус за то, что потворствовал этому.
— Я убью его, — поклялась Эрика.
— Не глупите. Как бы хорошо вы ни научились фехтовать, вам с ним не сравниться, — сказала Сантиоль. — Он не просто так стал псарем Гончих.
Эрика остановилась и обернулась на двух мужчин, которые беседовали с дедом. Никслаус наблюдал за ней. Ей хотелось стереть с его лица эту мерзкую улыбочку.
— Может, и так, — отозвалась она. — Но я прослежу, чтобы Норрин добралась до Адро. Это посрамит их обоих. И они никогда не узнают, что это была я.
Приглушенные голоса заставили Норрин моментально выбраться из импровизированной постели в поисках какого-нибудь укрытия. В считанные секунды она полностью проснулась, схватила одеяло, корку хлеба, оставшуюся после ужина, и все остальное, что могло бы выдать ее присутствие.
Па всегда наказывал ей спать чутко, чтобы, забреди к их засидке неудачливый олень, она была готова сесть на скатке и застрелить его. В последние пару недель, уходя от погони, она активно следовала его совету и сумела избежать столкновения с охотником, а после с фермером, который искал трюфели со своими свиньями.
Но сейчас ее сцапают, как кролика в силках. Она схватила перочинный ножик. Все ее пожитки поместились в одной руке. Вчера вечером Сантиоль рассказала ей про место, где можно спрятаться. Стоит ли доверять этой пожилой женщине? Норрин подбежала к дальней стене конюшни, где, по словам Сантиоль, открывалась старая фальшивая стена. Норрин дернула сломанный брус, пытаясь отыскать щеколду. Ничего не произошло.
Норрин дернула еще раз, но безрезультатно. Как наставница сделала это вчера вечером? Это же нужный брус? Норрин стала лихорадочно дергать, но не могла вспомнить, как открыть тайник.
Она раскидала ногой солому, на которой спала, уничтожая следы ночевки, и вскарабкалась по лестнице на второй этаж. Там сладко пахло сухим сеном. Норрин понадеялась, что это перебьет вонь ее нестираной одежды.
Она протиснулась между двух тюков сена и заползла поглубже в стог, как раз когда внизу со скребущим звуком распахнулась дверь.
— Слышишь что-нибудь? — спросил незнакомый мужской голос.
— Ага, как камни гремят в твоей глупой башке, — ответил женский голос.
— Я серьезно, — сказал мужчина.
— Я тоже. Помоги мне открыть дверь до конца. Нам понадобится свет, чтобы все тут обыскать.
Послышался глухой стук о дерево, затем еще один. По плотно утрамбованному полу конюшни затопали сапоги.
— Милостивый Кресимир, как же я ненавижу холод, — сказала женщина.
— Тогда ты выбрала неподходящее место для зимовки, — хохотнул мужчина.
— Не будь засранцем. Думаешь, я выбирала это задание? Если бы так, то я взяла бы с собой кого-нибудь посимпатичнее тебя. Герцог заставляет нас охотиться на призраков. Мы здесь только потому, что ему хочется обвинить в чем-нибудь отрекшуюся девчонку Леора. Видел его лицо, когда он вышел из кареты? Послушать, как он говорит о ней, так я даже не пойму, чего ему хочется больше — убить ее или трахнуть. Открой-ка окно, а то ничего не видно.
Глухо стукнуло окно, и Норрин услышала, как внизу ходят два человека. Скрипнул ржавый металл — подняли что-то тяжелое. Женщина громко выругалась.
— Что?
— Придавила палец плугом, дурак неблагодарный.
— Хватит ныть. Похоже, здесь кто-то спал?
Женщина ахнула.
— Бездна, похоже.
Послышались торопливые шаги.
— Кто-то маленький. Смотри, вся солома помята. Потрогай, еще теплая!
На несколько секунд воцарилась тишина, затем мужчина произнес:
— Ты смеешься надо мной.
— Конечно смеюсь, идиот. Тут повсюду оленьи какашки. И слепому видно, что они постоянно тут спят. Дворецкий сказал, что в этой конюшне никого не было много месяцев.
— Однако дверь была закрыта. Раз ты такая умная, объясни, как сюда попал олень.
— Не знаю. Может, через ту дыру в стене? Кресимир, ну ты и тупой. Иди проверь наверху, и вернемся к остальным. Тут никого нет.
Едва дыша, Норрин слушала, как скрипит лестница под весом крупного человека, как он шагает по второму этажу, как тихо бормочет себе под нос.
— Тупой. Я тебе покажу тупого. Уроню тебе на башку топор.
— Ты что-то сказал? — окликнула женщина.
— Ничего!
— Там кто-нибудь есть?
Норрин еле сдержала визг, когда груда тюков неожиданно сдвинулась. Зашуршало сено, и в лазе, который она проделала, показалась рука. Рука пошарила вокруг и исчезла. Мужчина несколько раз пнул тюки, и Норрин приготовилась к тому, что вся груда обрушится на нее. К счастью, обошлось. Мужчина еще поворчал и ответил:
— Ничего тут нет.
— Ладно, пойдем завтракать. Я умираю с голоду.
Мужчина спустился с лестницы, и они вышли из конюшни. Норрин подождала еще с минуту, пока голоса не стали едва слышны, и только тогда позволила себе прерывисто выдохнуть. Она ссутулилась в своем укрытии, пытаясь забыть шарящую руку и страх, заставивший застыть на месте.
Она потеряла перочинный ножик где-то в сене. Что бы сказал на это па? Здесь не было пороха, ничего, чтобы защитить себя. Если бы мужчина схватил ее, она оказалась бы беспомощной.
Норрин не посмела выйти из укрытия. Ищейки ушли, но могли явиться и другие. В этот раз ее спасли только их громкие пререкания. В следующий раз так не повезет.
Сено кололось сквозь одежду, отчего кожа чесалась. В укрытии было тепло, но неудобно, и страх держал Норрин на месте.
Немного спустя она опять услышала голоса, но говорили слишком далеко, и она не могла разобрать слов. В конюшне было тихо, только каркали вороны на крыше да скреблись крысы внизу. Она так и сидела, свернувшись, как лисенок в норке, и считала удары сердца, стараясь не бояться.