А потом Линда рассказала ему о Гельголанде и о том, что скрывается на острове от преследователя. Поэтому она ни в коем случае не хотела, чтобы ее местонахождение было обнаружено. Это же стало и главной причиной того, что молодая женщина не обратилась в полицию.
От Линды Херцфельд узнал, что борсетку с телефоном Ханны она нашла. Рассказала женщина и об утопленнике, недалеко от которого и было все это найдено, заметив, что тот вряд ли теперь сможет что-либо сообщить профессору.
– Куда вас отвезти? – не отставал от Пауля сын сенатора Ингольф, гостеприимно распахивая переднюю пассажирскую дверь своего автомобиля.
Сам того не подозревая, фон Аппен задал вопрос, имевший первостепенное значение: «Куда?»
В том, что ему следует предпринять в первую очередь, Херцфельд уже не сомневался – необходимо было забрать свой чемодан для выездов на место преступления. Однако, если бы ему пришлось воспользоваться служебным, то в таком случае необходимо было за него расписаться в Федеральном ведомстве уголовной полиции, а этого профессор делать не хотел. Вместе с тем дома у него имелся личный следственный чемодан со всем содержимым, необходимым для проведения первичного обследования места преступления и обеспечения сохранности улик. Также Пауль намеревался забрать там наличные деньги и смену белья.
Однако профессор ожидал звонка от Линды и, как уже говорилось, не хотел, чтобы их телефонный разговор кто-нибудь слышал.
– Я заказал такси из офиса, – солгал он Ингольфу.
В этот момент зазвонил его мобильник.
– Линда? – переспросил Херцфельд и отвернулся от «порше», стараясь разобрать трудно воспринимаемые слова на другом конце телефонной линии.
– Хочу сразу предупредить, что больше такой гадости ради вас я не сделаю, – с трудом понял он то, что произнесла молодая женщина.
В телефоне слышалось какое-то завывание, как будто бы она стояла в аэродинамической трубе.
– Я спустилась, как вы просили, на берег и обыскала его карманы. Точнее сказать, я все еще стою здесь, и мне невыносимо хочется блевануть с волнореза. Проклятье! Это было отвратительно, хотя мне и не пришлось дотрагиваться до тела. Имя утопленника значилось на его футболке.
– Эрик?
– Так и есть, – подтвердила Линда. – Оно было написано поперек груди водостойким фломастером. Но я уже сказала вам, профессор, чтобы этот тип ни сделал вашей дочери, от него вы больше ничего не добьетесь.
«Вот тут ты ошибаешься», – подумал Херцфельд и вспомнил слова своей дочери, записанные на автоответчике.
Ханна ведь не сказала, что Эрик позвонит ему. Не говорила она и о том, что он передаст Паулю дальнейшую информацию. Дочь произнесла: «Ожидай Эрика. У него есть дальнейшие указания для тебя». При этом она сделала ударение на слове «дальнейшие».
Первое указание Херцфельд нашел утром в голове изувеченного женского трупа. Сейчас же появился второй труп, и не надо было быть гением сыска, чтобы определить почерк преступника – похититель, обладая болезненным воображением, явно играл в своеобразные «кошки-мышки», нашпиговывая свои жертвы указаниями, которые должны были привести профессора либо к самой Ханне, либо к ее бездыханному телу.
За спиной Херцфельда дважды раздался короткий сигнал автомобиля, и он, повернувшись на этот звук, увидел улыбавшегося Ингольфа, все еще ждущего профессора с работающим мотором своего «порше».
– Поговорить по телефону вы можете и в машине! – крикнул он.
В ответ Херцфельд только мотнул головой и продолжил разговор:
– Благодарю за все, что вы для меня уже сделали, Линда, но я вынужден попросить вас еще об одной услуге. Позвоните в клинику острова и проинформируйте человека по имени Эндер Мюллер о находке трупа. Главное – чтобы вы переговорили именно с ним. Это очень важно. Вы меня поняли?
«Иначе дело примет официальный оборот, – подумал профессор. – К тому же потом труп попадает на территорию земли Шлезвиг-Гольштейн, за которую я не отвечаю. Там мне вряд ли разрешат произвести вскрытие в поисках дальнейших указаний».