– Мистер Поттер, – равнодушно произносит мадам Янг, – как вам кажется, вы хорошо знали профессора Дамблдора?
– Да! – несколько нервно отвечает Гарри.
Сзади кто-то громко фыркает. Обернувшись, я встречаюсь глазами с Аберфортом.
– Скажите, он действительно умолял профессора Снейпа о пощаде?
Ну вот, что и требовалось доказать! Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не расхохотаться.
– Ничего подобного! – яростно выпаливает Гарри, сердито глядя на нее.
– Тогда что же он говорил?
– Он сказал: «Северус, пожалуйста».
– И как вы решили, что он имел в виду?
– Он хотел, чтобы Снейп убил его, и…
– Нет, мистер Поттер, вы не поняли, – перебивает Янг. – Я спрашиваю, что вы тогда решили, а не что думаете сейчас.
– Я подумал, что он просит Снейпа о помощи, – мрачно говорит Гарри.
– То есть, просит пощадить его? – уточняет Янг.
– Так ведь не умоляет же!
– Полагаю, в данном случае, эти слова можно считать синонимами.
– Чего вы от меня хотите? – не выдерживает Гарри.
– Как вам кажется, Дамблдор похож на человека, который станет просить кого-либо о пощаде? – невозмутимо интересуется Янг.
– Но он!..
– Отвечайте на вопрос!
Гарри беспомощно смотрит на Кингсли, но тот делает вид, будто ничего не замечает, и Гарри остается только покачать головой.
– И вам не показалось странным подобное поведение? – продолжает издеваться Янг. – Равно как и упорное нежелание профессора Дамблдора принимать помощь от вас?
– Он хотел меня защитить! – выкрикивает Гарри отчаянно.
– От мистера Малфоя? – поднимает брови Янг. – Насколько я поняла, он обездвижил вас еще до появления Пожирателей смерти. Мистеру Малфою удалось завладеть его палочкой, но с вами двумя он едва ли мог бы справиться. Находясь под мантией-невидимкой, вы могли незаметно подкрасться к нему и обездвижить. Вас не удивил тот факт, что Дамблдор предпочел наложить на вас заклятие и тянуть время, поддерживая беседу с мистером Малфоем, вместо того, чтобы действовать?
Гарри бормочет что-то себе под нос. Брови Янг ползут еще выше, и он, прокашлявшись, сдавленно произносит:
– Нет, не приходило…
– Как вам не стыдно! – неожиданно выкрикивает со своего места Гермиона. – У Гарри на глазах погиб человек, который был ему очень дорог! Он был слишком подавлен, чтобы так рассуждать!
– Подавленное состояние – прекрасный повод не думать головой! – ледяным тоном заявляет Янг.
– Шайенна, – успокаивающе произносит Кингсли, – позвольте, я продолжу допрос.
Она неохотно кивает. Мерлин, ну что за фурия? Конечно, с точки зрения логики она совершенно права, но надо же иметь хоть каплю сочувствия!
– Как бы то ни было, мистер Поттер, – говорит Кингсли, – сейчас именно вы утверждаете, что профессор Снейп все это время не был слугой Волдеморта, а помогал вам.
– Да, – подтверждает Гарри. – Он передал мне меч Гриффиндора, чтобы я мог уничтожить хоркруксы.
– Как это произошло?
– Он прислал Патронуса, который привел меня к озеру, где я и нашел этот меч.
– А самого профессора Снейпа вы видели? – вмешивается Янг.
– Нет.
– Тогда с чего вы взяли, что это был именно он?
– Я видел его воспоминания.
– Мистер Поттер, пожалуйста, о воспоминаниях расскажите как можно подробней, – предлагает Кингсли.
Гарри рассказывает о «смерти» Северуса. Мерлин, как они могли вот так спокойно смотреть, как убивают человека, пусть даже и считали его в тот момент врагом? Я бы не смог. Хотя… если бы Волдеморт убивал Беллатрикс Лестрейндж, то я бы, наверное, тоже не стал бросаться на помощь. А Гарри к Северусу не лучше относился, чем я к ней.
– Что было в воспоминаниях профессора Снейпа, мистер Поттер? – спрашивает Кингсли.
– Его разговор с Дамблдором, – отвечает Гарри, с опаской поглядывая на мадам Янг, – в тот день, когда Дамблдор уничтожил один из хоркруксов Волдеморта и получил смертельное проклятие. Это произошло летом девяносто шестого…
– Когда именно? – перебивает Янг.
– Ну… я точно не знаю… – растерянно бормочет Гарри, – но когда Дамблдор приехал за мной через две недели после начала каникул, его рука была черной, а значит, он уже был проклят.
– Благодарю вас, мистер Поттер, – лучезарно улыбается Янг, и Гарри недоуменно моргает, видимо, не понимая, чем вызвана эта неожиданная вежливость. Я, признаться, тоже не понимаю.