В коллективном бессознательном, считал К. Г. Юнг, с течением времени выкристаллизовываются определенные черты, так называемые архетипы или доминанты. Это господствующие силы, боги, т. е. образы доминирующих законов и принципы общих закономерностей, которым подчиняется последовательность образов, все вновь и вновь переживаемых душой. Поскольку эти образы являются относительно верными отражениями психических событий, их архетипы, т. е. их основные черты, выделенные в процессе накопления однородного опыта, соответствуют также определенным всеобщим физическим основным чертам[69].
Для данного исследования весьма важно, что архетипы определяются не содержаниями, но формой, да и то весьма условно. Изначальный образ наделяется содержанием только тогда, когда он становится осознанным и, таким образом, наполняется материалами сознательного опыта. Его форму можно уподобить осевой системе кристалла, чья праформа определяется еще в материнский жидкости — до собственно материального существования. Эта кристаллическая решетка возникает в соответствии с характером взаимодействия ионов, а затем молекул. Сам по себе архетип пуст и формален, ничто иное как «способность к оформлению», некая априорная возможность формопредставления. Наследуются не сами представления, но лишь формы, и в этом смысле они в каждом случае соответствуют определенным инстинктам, считал К. Г. Юнг. Он полагал (отмечая использование понятия архетипа еще древними авторами, в том числе Филоном Иудеем и Иринеем)[70], что истинная природа архетипа не может быть осознана, что она трансцевдентна[71].
Положение, что архетип сам по себе пуст и формален, что наследуются не представления, но лишь формы, вызывает определенные сомнения. Они порождены, во-первых, результатами исследований самого же К. Г. Юнга (в частности, в его работе «Феноменология духов в сказках»), во-вторых, научными поисками причин тоталитаризма и других явлений, имеющих архетипические корни. Эти поиски убеждают в том, что архетип не только формален, что наследуются и определенные содержания. Более того, я полагаю, что если наследовались исключительно формы, то вряд ли архетипы играли столь существенную роль в человеческой жизни.
В качестве примера воспользуемся архетипом Мудрого Старца, он же божество-вождь-маг (К. Г. Юнг называет его архетипом Духа), который играет столь существенную роль в идеологии и психологии нацизма, большевизма и фашизма. Он же чрезвычайно богато представлен в мифах, легендах, сказках, снах, галлюцинациях и т. д. в качестве старого мудрого человека или «просто» невероятно мудрого человека, или не менее мудрого животного, или царя, или отшельника, или мудрого помощника, целителя или советчика, иногда злого колдуна, но всегда связанного со сверхъестественной чудесной властью, которая намного превосходит способности человека. Этот архетип дает возможности человеку приподниматься над самим собой, находить выходы из казалось бы безвыходных ситуаций, решать неразрешимые проблемы либо преодолевать непреодолимые препятствия. В психологии и идеологии тоталитаризма этот первообраз диктует строгую необходимость безоглядной веры в вождя, в его сверхъестественные силы и подчинения ему без остатка.
Тоталитарный сверхчеловек — вождь — практически ничем не отличается от божка, мага или колдуна в древних мифах, но существует архетипическое представление о подобном мифическом персонаже, и оно наследуется разными поколениями на протяжении всей человеческой истории. Я подчеркиваю: наследуется не форма, а именно представление о том, что есть подобная сверхъестественная фигура, причем представления об ее атрибутах не подвергаются изменениям, т. е. эти атрибуты тоже наследуются, равно как и весь цельный образ. То же самое можно было бы сказать об архетипе Великой Матери как о рождающей, кормящей, воспитывающей, охраняющей и целительной силе, когда нужно, карающей, но всегда носящей трансцендентный и сакральный характер. Все эти ее характеристики, придающие ей целостность, тоже наследуются.
Э. Самуэлс считает, что архетип представляет собой унаследованную предрасположенность, но, пожалуй, видит эту предрасположенность слишком широко. Так, он считает, что рождение, воспитание, половое созревание, смерть — это в широком смысле сходный опыт для всех людей. Наша общая биология передается нам по наследству. Следовательно, если архетипы тоже являются общими, они тоже должны быть унаследованы. Юнг, по мнению Э. Самуэлса, никогда не был уверен в отношении точного наследования архетипов, т. е. того, как они передаются, но он проводил параллели с такими явлениями, как цыплята, которые вылупляются из яиц, птицы, которые строят гнезда, и т. д.[72]
70
Э. Самуэлс отмечает некоторых предшественников теории К. Г. Юнга. Платон говорит о первоначальных Идеях, из которых происходят все последующие вещи и идеи. Эти идеи считаются содержащимися в умах богов до создания мира; поэтому Идеи Платона предшествуют опыту, у Юнга же архетип способствует основным переживаниям и опыту. Однако более поздние формулировки Юнга все же включают в понятие архетипа трансцендентный элемент. Другим источником влияния был Кант, если значение зависит от восприятия должно предшествовать приобретению знания. Кант разобрал схему, в которой все чувственные данные можно организовать в фундаментальные врожденные категории, входящие в чувства. Поэтому они составляют часть переживания, но расположены вне времени и пространства, им не хватает связи с телесными реальностями и повседневным опытом.
К. Г. Юнг особо признавал, что очень многим обязан Шопенгауэру, который писал о «прототипах» или архетипах как об исходных формах всех вещей. Он считал, что только они и являются истинно сущими: поскольку всегда есть, то никогда не преходят (см.: Самуэлс Э. Юнг и постюнгианцы. М., 1997. С. 51–52)