Выбрать главу

Громкая слава не оставила Люсиль ни малейшего шанса сделаться невидимкой. В классе одни и те же люди ею восторгались, ей завидовали, ее ревновали – и Люсиль чувствовала постоянную тревогу и неловкость. Она видела, что многие девочки хотят с ней общаться, сидеть с ней рядом, но беспрестанно ищут в ней какой-нибудь недостаток, слабину, способную развенчать безупречный образ. И тем не менее Люсиль собой гордилась. Гордилась своим заработком, своей уникальностью, тем, что Жорж ею гордится и радуется ее успехам.

Если Люсиль удавалось уединиться, она слушала на проигрывателе Шарля Трене. Стоя перед зеркалом, улыбающаяся, с красивой прической, она пела «Бум», «Танец дьявола» или «Я держу твою руку», которые знала наизусть.

Долгое время воскресные утра в семье посвящались ритуалу нежности: дети по очереди, парами (Лизбет и Варфоломей, Люсиль и Антонен, Мило и Жюстин), забирались к родителям в постель и в течение двадцати минут ласкались и млели, как маленькие щенята. После смерти Антонена и каникул в Л. все прекратилось.

Двумя годами ранее Жорж создал собственное рекламное агентство, он постоянно искал клиентов и работал не покладая рук. В будние дни дети его почти не видели. Он поздно возвращался – уже после ужина, с отсутствующим видом целовал детей одного за другим и, когда они в одинаковых пижамах разбредались по своим комнатам, неизменно отмечал про себя, что одного не хватает. Так воспоминание о смерти Антонена жестоко преследовало отца изо дня в день. Жорж изменился. Не внезапно, не радикально, а потихонечку, мало-помалу, словно его постепенно захлестнула волна горечи и злобы, чью победу он отказывался признавать. Жорж не перестал быть остроумным, красноречивым и наблюдательным. Он продолжал ерничать и шутить. Однако нежность уступила место язвительности. На званых ужинах, в гостях он всех смешил и завоевывал всеобщее внимание. Сила слова отражала силу его личности, его властность. Образные выражения, высокий стиль, поставленный голос. Жорж не выносил лексических неловкостей, синтаксических ошибок, семантических неточностей. Жорж владел французской грамматикой в совершенстве и прекрасно знал особенности арготического языка. Иногда после какого-нибудь вечера, разговора или плохого фильма на Жоржа накатывала черная тоска и от гнева у него перехватывало дыхание.

Однажды, пока отец смотрел в пустоту, не замечая ничего вокруг, Лизбет прибежала на кухню к маме.

– Это не папа.

– В каком смысле?

– Этот человек надел маску нашего папы, но я уверена – он не папа.

Как-то вечером Жорж наблюдал за своими детьми и за новым мальчиком, которого сам привел в дом, за мальчиком с каштановыми волосами на фоне блондинок и блондинов, робкого милого мальчика, в течение многих недель избегавшего его взгляда. Жорж наблюдал за семьей и думал о своем выборе. Он женился на женщине, чей главный интерес в жизни состоял в рождении и воспитании детей. Оравы детей. Жорж никогда не жаловался, не мелочился, не придирался. Ведь он бесстрашен, щедр, предприимчив. Нет денег? Заработает. Нет места? Снесет стены и сам смастерит кроватки. Жизнь подчинялась его желаниям, многочисленным желаниям. Его пространство было наполнено шумом, гамом, ревом. Ему всегда хотелось изобилия и процветания. Ему нравилось соблазнять женщин, но любил он лишь одну, хотя, конечно, думал – еще не вечер. Однако в глубине души – и именно это мучило Жоржа, когда его потерянный взгляд гулял по идеальному паркету, – где бы он ни находился, в объятиях женщин, на праздниках, в компании друзей, за рулем автомобиля, пока его дети спали на заднем сиденье, где бы он ни находился – на самом деле он был один.