Альберт Эйнштейн переформулировал принцип «Бритвы Оккама» следующим образом: «Все следует упрощать до тех пор, пока это возможно, но не более того».
«Следовало бы непрерывную праздность поместить среди мучений ада, а ее поместили в число блаженств рая».
«– Да, – подтвердил Трапс, – я действительно сыграл со старым гангстером злую шутку. Забавная была ситуация, как помню. По правде говоря, мне до сих пор стыдно в этом признаться – кому охота заглядывать самому себе в душу, идеально чистого белья ведь ни у кого не бывает, но среди таких чутких, понятливых друзей стыдиться как-то смешно, да и не нужно. Странное дело. Я чувствую, что меня понимают, начинаю сам себя тоже понимать, словно знакомлюсь сам с собой, то есть с человеком, которого я прежде знал только случайно…»
Глава 1
На этот раз он не собирался лететь в Москву или в Баку раньше конца сентября. Сделав две похожие квартиры с одинаковой планировкой, мебелью, техникой, библиотеками, обоями, даже занавесками и кухонной посудой, он чувствовал себя одинаково уютно и спокойно в обоих городах. Но в Рим его тянуло сильнее всего, там была Джил с детьми. Хотя длительное пребывание в Италии сказывалось на его самочувствии, он превращался в меланхолика, полагая, что не имеет права на праздное времяпрепровождение. Он становился противен самому себе, ему казалось постыдным проживать в доме Джил, ничем не занимаясь и ничего не делая. Хотя библиотека в этом доме не уступала его двум библиотекам. И здесь были книги на многих языках, которыми он не владел. Джил и дети спокойно читали книги на многих европейских языках, и ему было иногда стыдно признаться, что он не знает ни французского, ни немецкого.
Европа становилась одним общим домом для всех своих граждан. И многие европейцы уже считали нормой для себя знание трех-четырех европейских языков. Если английский был обязательным для мирового общения, то многие европейцы точно так же считали обязательным знать французский и немецкий.
Непосвященному человеку трудно понять, как нормальный средний житель может выучить сразу несколько языков. Но на самом деле в этом нет ничего необычного. Ведь многие европейские языки просто похожи друг на друга, имеют общие латинские корни. Дронго вырос в интернациональном полифоничном Баку, где почти все владели русским и азербайджанским языками, очень непохожими друг на друга. И многие знали еще другие языки – грузинский, армянский, фарси, арабский, каждый из которых был по-своему очень трудным и весьма непохожим на другие.
Они вернулись в Рим из Испании, с побережья Коста-дель-Луз, где отдыхали всей семьей. И пятого сентября раздался телефонный звонок. Это был Эдгар Вейдеманис, звонивший из Москвы.
– Добрый день, – вежливо поздоровался Эдгар, – как вы отдыхаете?
– Здравствуй. Пока ты не позвонил, у нас было все в порядке. Неужели ты позвонил просто так?
– Я позвонил, чтобы узнать, как вы себя чувствуете.
– Ценю твою латышскую вежливость, – проворчал Дронго, – если ты позвонил, значит, что-то случилось. Говори скорее, что именно? Насчет отдыха я тебе потом все подробно расскажу.
– Тебя ищет один человек, – сообщил Вейдеманис, – очень ищет. Говорит, что только ты сможешь помочь их семье. Он звонит уже несколько дней подряд. Узнал мой телефон и телефон Лени Кружкова. Просит о срочной встрече с тобой. Он даже знает, что ты сейчас в Италии.
Дронго не стал признавать, что обрадовался этому звонку. Значит, он сможет вернуться в Москву и снова заняться привычным делом. Здесь он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Дети занимались своими делами, Джил работала, и он выглядел как абсолютный лентяй, что было противопоказано его деятельной натуре.
– Кто это такой?
– Кирпичников. Николай Данилович Кирпичников. Достаточно известный бизнесмен. И политический деятель. Он сенатор от Новосибирской области в Совете Федерации. Я наводил справки, он очень влиятельный человек, председатель комитета Совета Федерации, один из столпов российского сената.
– Никогда про него не слышал. Ты уже знаешь, зачем он меня ищет? Навел какие-нибудь справки?
– Думаю, что да. Примерно месяц назад в больнице умер младший брат его супруги, Егор Богдановский. Он сын президента крупной металлургической компании. Его отец Аристарх Павлович Богдановский входит в список «Форбса». Он глава компании «Сибметалл» и значится среди пятисот самых богатых людей. И он же является тестем Кирпичникова. Тебя не было в Москве, когда это произошло. В газетах намекали, что это могло быть убийство. Молодой человек умер достаточно неожиданно.
– В больнице? – уточнил Дронго. – Что здесь неожиданного?
– Ему было двадцать восемь лет. Молодой, здоровый, сильный человек. Увлекался гольфом, теннисом. Врачи считали, что у него была язва или что-то в этом роде. Мы сейчас уточняем. Хотя возможно, что сенатор ищет тебя совсем не из-за этого.
– В двадцать восемь лет, и уже язва? Неужели он так плохо питался? Судя по его отцу, в их семье должно быть несколько лишних миллионов долларов.
– Думаю, что несколько сотен миллионов.
– А сколько лет этому сенатору?
– Сорок пять.
– Его тестю?
– Под шестьдесят.
– Давно Кирпичников женат на дочери Богдановского?
– Двенадцать лет. Это его вторая супруга. У них двое детей. Он бросил на твои поиски все свои возможности.
– Ясно. Дай его телефон, я ему перезвоню. И узнаю, зачем я ему понадобился.
– От его имени несколько раз звонили в Баку, искали тебя там. Говорят, он вышел даже на российского посла Истратова, чтобы тот помог тебя найти. Видимо, ты ему очень нужен.
– Продиктуй его телефон.
– Он оставил свой мобильный и городской. Ты записываешь?
– Конечно. Диктуй, – он записал оба номера.
– Когда ты прилетаешь в Москву? – уточнил Вейдеманис.
– Теперь не знаю. Я хотел в конце сентября, но думаю, мне придется вернуться немного раньше, – ответил Дронго.
Попрощавшись с Эдгаром, он несколько минут сидел, глядя на телефон. Словно решал, как ему поступить. Он уже знал, что обязательно перезвонит Кирпичникову и выяснит, зачем он понадобился этому сенатору. Он перезвонил через десять минут. Кирпичников сразу ответил, как будто ждал именно этого звонка. У деятелей такого масштаба обычно бывает с собой сразу несколько мобильных телефонов, и один из них считается самым важным. Как правило, этот номер знают только самые близкие люди – супруга, дети, ближайшие помощники. Возможно, именно такой номер дал Кирпичников Эдгару, чтобы его можно было сразу найти.
– Я вас слушаю, – ответил Кирпичников. Голос у него был сильный. Так обычно разговаривают люди, привыкшие отдавать указания.
– Добрый день. Мне дали ваш телефон, чтобы я вам перезвонил.
– Вы… тот самый… – замялся Кирпичников.
– Меня обычно называют Дронго, – представился он.
– Да, мне говорили. Господин… Дронго, я хочу с вами встретиться. У меня к вам очень важное и неотложное дело. Когда мы можем увидеться?
– Я сейчас не в Москве. Я нахожусь в Европе…
Он никогда не говорил, где именно он находится и где живет его семья. Это было для него абсолютным табу. Но, похоже, это обстоятельство не очень смущало Кирпичникова.
– Нам нужно срочно увидеться, – упрямо повторил сенатор, – и мне абсолютно все равно, где вы. В какой точке Европы. Чтобы вас не утруждать, я готов сам прилететь к вам. Только скажите, куда, и я завтра с вами вcтречусь.
– Это так важно?
– Исключительно важно. Куда мне прилететь? Только назовите город и место. У меня к вам не телефонный разговор.
– Куда вам удобнее прилететь?
– Нам все равно. Мы можем быть завтра в Риме или в Милане.
Дронго задумался. Вызывать в Рим своего собеседника он не хотел. Достаточно и того, что тот знает, где его искать. Куда еще в Италии есть самолеты из Москвы, чтобы сенатору было удобнее? Кроме Рима – в Милан и Венецию. До Милана можно добраться скорым поездом. Так будет удобнее для них обоих.