— Что это вдруг — девушка твоя заболела?
— Какая девушка? Билеты доставал для нас с тобой. Ты и есть моя девушка…
Любка посмотрела на него долго, пристально, и он увидел, как она осунулась, помрачнела. Ему хотелось успокоить ее, утешить — он взял ее за руку. Она не отняла свою руку, но пальцы ее были безучастны, холодны, и он отпустил их.
Шли, обмениваясь пустыми словами, больше молчали.
У подъезда ее дома остановились. Михаил достал билеты.
— Ты оперетту любишь?
— Не знаю. Не была никогда. По радио слышала.
— Места хорошие и спектакль. Называется «Моя прекрасная леди»… Пойдешь?
Любка опять посмотрела на него долго, вдумчиво. И вдруг спросила резко:
— Говори прямо, чего ты от меня хочешь?
Михаил растерялся. Чуть было не ответил сердито: «В театр с тобой хочу пойти, всего-то и делов». Вопрос Любкин был обидный, с намеком. Но Михаил услышал также в этом вопросе страх, недоверие, растерянность. Трудно ей сейчас. Обоим им трудно. Он чувствовал: одно неверное слово, движение, и то неокрепшее, робкое, что поднимается в ней, оборвется.
Внезапно, не думая — так бросаются в воду к тонущему, — он сказал:
— Люба, выходи за меня замуж!
Она взглянула оторопело, испуганно, увидела его лицо, тоже испуганное, будто ее отражение.
С минуту оба молчали — оцепенели, замерли. Он держал ее руки в своих. Первыми ожили ее пальцы — она тихонечко потянула их, не отнимая совсем, будто пробуя, свободна ли она, вздохнула и сказала с ласковой насмешкой:
— И давно ты это придумал?
— Недавно. — Страх его проходил, он уже улыбался.
— А вдруг я отвечу «согласна», что тогда твоя мама скажет?
— Мамы у меня нет, а есть бабушка в деревне — хорошая.
— Тогда я тебе за маму твою должна отсоветовать. Или мало плохого ты обо мне слышал на суде?
Любка смотрела с прищуром и слегка потянула свои пальцы, но он крепче сжал руки, не отпустил.
— Всякое я слышал: и плохое, и хорошее. Не будем плохое вспоминать… Ты мне нравишься, по душе ты мне.
Он слегка разжал свои пальцы, но она не отняла рук. Михаил тихонько притянул ее к себе и поцеловал, как пришлись его губы, — между бровей.
Теплая волна подняла их обоих, и тотчас они разомкнули руки и отодвинулись друг от друга.
Любка глядела на него мягко, хотя слова ее прозвучали с насмешечкой:
— Давай мы сначала в театр сходим. Когда, говоришь? Вот и хорошо, я очень хочу пойти в театр.
Она хотела сказать «пойти с тобой», но остереглась. Он ей нравился. Очень! Но что будет дальше, Любка не думала. Скорее всего ничего не будет, просто не может быть. Однако от неожиданного этого предложения, первого в жизни, ей стало радостно.
Она повернулась и быстро побежала наверх — говорить сейчас ей не хотелось.
В тот же день Любка начала готовиться. Она явится в театр в самом великолепном своем виде — изумит Мишу, сразит своей красотой! А замуж… да он, поди, уже жалеет не знаю как, что такое сказал…
И Любка прежде всего вымыла голову красящим шампунем, отчего ее светлые волосы стали рыжими с переливом, а потом стала обдумывать свой внешний вид для театра.
Эх, было бы у нее длинное платье до полу или элегантные брючки! Но ничего такого роскошного не было в Любкином гардеробе. Значит, замшевая мини-юбка и зеленый джемпер-«лапша». Лучшего нет. Зато есть украшения — целая коробка стекляшек.
И вот наступил жданный вечер. Любка вошла в вестибюль театра лучшей из своих походок — мягкой, кошачьей, чуть ленивой. Михаил уже ждал ее. Сверкнул глазами навстречу, заторопил идти в зал. На Любку смотрели многие, ей показалось, смотрят даже чересчур. Мимоходом взглянула в зеркало: прическа, блестящая от лака, держалась, сине-зеленая тушь удлиняла глаза, придавая необходимую загадочность взгляду, блестящее ожерелье оживляло джемпер, в ушах матово мерцали «жемчужные» клипсы, даже браслет не успел перевернуться «бирюзой» вниз. Все было о’кэй! Ей показалось только, будто она в зеркале старше Михаила, но вдумываться в это чудо было некогда — они уже были в зале, свет меркнул, шорохи и вздохи замирали в темноте. Занавес раздвинулся, и сцена поглотила Любку.
История уличной девчонки-цветочницы, ее превращение из пестрого маленького чучела, из напуганной зверушки в изящную красавицу; любовь, захватывающая главных актеров, и борьба их с любовью — и все это с пением, с танцами, с музыкой… боже мой, с какой музыкой! Любка была потрясена.
Щеки ее распылались, из-под желтовато-кирпичных румян цвета «легкий загар» вылез, не считаясь с границами, ее собственный алый румянец.