— Что вы говорите, Валентин Николаевич, у Евгении Георгиевны пропали деньги?
Просто идиот этот Валька. И я тоже. Стою и ничего не говорю. Тут все загалдели разом. Марина бросилась ко мне с расспросами, Лида, оказавшаяся тоже здесь — она приходила за деньгами, — страшно разохалась. Степанида Ефремовна (и она была тут!) начала подавать советы: «Да ты в карманах-то поищи, в карманах». А где они, карманы? Валюша стала убеждать меня, что я забыла за всеми делами получить зарплату, а Валя вдруг принялся орать: «Вы все, бабы, дуры, не можете свои деньги держать при себе, вечно у вас с этими сумками…» За голосами Вали и Степаниды Ефремовны нельзя было расслышать Софью Васильевну — было только видно, как она шевелит губами и рубит воздух рукой.
Одна Мила сидела молча, опустив голову, и смотрела упрямо в чистый лист ватмана, развернутый на столе.
— Замолчи! — крикнула я Вальке. — При чем тут наши сумки? Два года я не думала о своей сумке, и все было хорошо. А у Софьи Васильевны ничего не пропадало десять лет. При чем здесь сумки?
Тут я взяла себя в руки и сказала спокойно:
— Вообще-то я выходила в перерыв в магазин, могла и потерять. Так что очень прошу — не будем ничего обсуждать! — Я повернулась и вышла, следя за осанкой и выражением лица «под занавес», как посредственная актриса.
На улице меня тотчас нагнали Валюша и Валя. Валюша чудесная девочка, но слишком идеальная — по доброте. Ей хочется, чтобы все было хорошо. Она просто не выносит, когда что-то неблагополучно. Она не хочет верить, что это так, и расстраивается. Не хочет, чтобы у нас таскали деньги из сумок, поэтому говорит мне, что в магазинах всегда толкучка и, действительно, легко что-нибудь потерять.
Валька ее перебил:
— Неужели ты не поняла? Женя все наврала — не была она ни в каком магазине.
— Но как же тогда пропали деньги? — удивляется Валюша.
— Очень просто, — отрезал Валя, — у нас в отделе появился вор.
— Господи, какой вор полезет к нам в отдел? — продолжала удивляться Валюша. — У нас же одни папки и рулоны на стеллажах и никаких ценностей.
Валя посмотрел на меня, как бы говоря: «Вот полюбуйся на нее — как хороша и как глупа!»
— Ладно, ребята, хватит, — сказала я тоном старой мамаши. Странное дело: все мы одногодки, а почему-то распоряжаюсь я и ворчу всегда тоже я. — Не будем говорить про воров и постараемся быть поаккуратнее, а если вы вдвоем одолжите мне десятку до семнадцатого, будет очень славно.
Они пытались дать мне по десятке каждый, но я взяла только у Валюшки. Все мы студенты-вечерники, но мы с Валей — самостоятельные, а Валюша — папина дочка, и папа у нее доктор наук.
На следующее утро мы поговорили с Софьей Васильевной и решили: разговоры о происшедшем пресекать, я от своей версии не отказываюсь, сумок в отделе не оставлять. Посреди разговора мне показалось, что Софья Васильевна хочет меня о чем-то спросить, но она не спросила и только в конце, вздохнув и помолчав, сказала, как бы переключаясь на другие темы:
— Да, я ведь любопытная, а вот все не соберусь спросить, почему это Мила острижена под машинку? Лида тебе не говорила?
Я ответила, что не знаю. Хотела еще добавить, что и знать не хочу — несимпатична она мне. Но остановилась — лучше, подумала я, Милу сейчас не обсуждать.
Мы действительно стали поаккуратней с деньгами, благополучно перевалили через три получки, стали постепенно забывать о неприятностях и переключились на подготовку к первомайским праздникам. Обсуждали всякие хозяйственные проблемы, и как успеть причесаться и сделать маникюр. У меня, Вали и Валюши хватало еще забот и по комсомольской линии — готовился вечер, надо было выпустить праздничную стенгазету и еще делать цветы для демонстрации.
Цветы распределили по отделам. Нам достались маки — пятьдесят гигантских красных маков из бумаги на стеблях из лозы. Не помню уж, в какой день я попросила остаться после работы Валюшу, Марину и Милу — делать маки. Валюша согласилась сразу, хотя и сказала, что собралась идти в магазин. Мила ответила угрюмо, что может остаться на полтора часа, не больше. Марина начала капризничать: ей придется отменять встречу, это неудобно, там нет телефона. Потом неожиданно согласилась. У нее вечно встречи, гости, кино и свиданья, свиданья, свиданья. Успех! Понятно — она интересная. Валька про нее сказал: «Сексзаряд в 1000 вольт». Недаром в нее стрелял из ревности муж. Именно после этой истории она уехала из Бердянска.
Вот мы уселись вчетвером, я показала, кому что делать. Говорю: «Девочки, если каждая будет делать одну «операцию» и мы устроим конвейер, дело пойдет быстрее». Но Мила не захотела принять участие в коллективном производстве. Она села немного в стороне. Мы, конечно, крутили маки и болтали, а Мила делала молча. И получалось у не о совсем неплохо. Даже, пожалуй, лучше, чем у нас.