* * *
В Прокопьевске не было западноевропейской красы, которую я впитал в себя в самом раннем детстве в Венгрии. Город был очень неряшливо разбросан -- застроенные территории переходили в голый индустриальный пейзаж со складами ржавых поковок и чугунных болванок под открытым небом, с лесопилками и гаражами. Да и весь Прокопьевск тогда -- сплошная промзона с вкраплением жилых домов, административных зданий и строений для спорта и культуры. Из-за шахт и обогатительных фабрик в городе зимой лежал чёрный снег, а восход и закат солнца от гари в воздухе был тёмно-багровый. На душу ложился мрачный отпечаток безысходности. И настроение было вечно мрачным. Хотелось вырваться отсюда в европейскую опрятность и там вкусить радость бытия, какую нам подсовывал советский кинопрокат. В отечественных фильмах были сплошь кровь, грязь, нищета, война и тяжкий труд. В отредактированных и заново озвученных западных фильмушках всё было чистенько, гладенько, весело и кайфово. Партейные пропагандоны работали филигранно -- русская действительность у кинозрителя вызывала тошноту, а русская традиционная культура -- жуткое отвращение по сравнению с блеском Голливуда и чарующим шармом афроамериканской музыки.
Для меня мой родной город Прокопьевск был пыльным грязным закулисьем, а там, на ярко освещённой сцене, в Западной Европе, был вечный карнавал и праздник для души, чей огонёк погасили у себя вечно хмурые и неулыбчивые русские. Перебраться за бугор или за лужу тогда было несбыточной мечтой, а вот поселиться в полуевропейских Львове, Гродно или Риге очень даже просто. Что я и решил сделать после окончания политеха.
Потому что сибирский Прокопьевск -- ничуть даже не Европа, а просто чёрная дыра на карте мира. Город удалён от Москвы более чем на три тысячи километров, расположен в Кемеровской области, южнее его только Казахстан, Китай и Монголия. До цивилизованного Барнаула порядка четырёхсот пятидесяти пяти километров, правда, до Новокузнецка всего сорок.
Как говорил мне позже мудрый дядя Феликс, Прокопьевск так и просится стать одним из мировых центров промышленности, торговли и финансов. Отсюда удобно совершать заграничные поездки или же перелёты. В своё время он даст фору Сингапуру, Гонконгу и Женеве. Но я ему не верил.
Про рыбалку или охоту в окрестностях Прокопьевска писать не буду. Она там несравненно хороша, как и прелесть окружающей тайги. На речке Абе, притоке Томи, в моём детстве гнездились лебеди. Ради одного этого стоило там жить, но в советское время лицемерные СМИ, комсомол и школа подспудно вбивали в нас иные ценности. Забудьте про диссидентов! Настоящими антисоветчиками и русоненавистниками были мы, советские школьники с пионерскими галстуками и комсомольскими значками. Америка была для нас светочем в руке трупно-зелёной статуи Свободы, а правда, справедливость и законность обитали в Западной Европе. Не говоря уже о культуре. А здесь только ужас запустения и скука смертная.
* * *
Прокопьевск был самым интернациональным городом из всех, какие я видел в России. Тут жило много немцев и корейцев, татар и казахов и ещё множество людей разных национальностей вплоть до греков. Как обычно для Сибири, в партийно-хозяйственном активе, среди начальников и торгашей на базах верховодили хохлы. Русские, немцы, татары и корейцы были инженерами и старательными работягами.
Была ещё одна привлекательная чёрточка города -- я не знал, что такое антисемитизм, пока газеты и ТВ не растрезвонили о военных конфликтах на Ближнем Востоке. Там плохие евреи убивали хороших арабов. Об арабах я знал из сказок о Синдбаде-мореходе. Само слово "еврей" для меня было всё равно что "коми-зырянин" или якутский "сахаляр". Просто запись в классном журнале. У четверти одноклассников были еврейские фамилии, одних только Гринбергов было трое. А сестра рыжего весельчака и балагура Федьки Гринберга -- Циля Киршенбойм была первая раскрасавица на всю школу, голубоглазая, как и Федька, только с золотыми кудряшками.