— Любой новый внешний мир — это угроза, — продолжил он, глядя мне прямо в глаза с неприкрытым осуждением. — Угроза дестабилизации, угроза благополучию, угроза установившемуся равновесию и порядку. А Ворону это не нужно. Та идея защиты, что воплощена в нем, включается с максимальной силой, борясь со всеми изменениями, угрожающими стабильности, не позволяя даже идеям нарушать статус-кво. Теперь ты понимаешь, почему нашему миру так нужен Завоеватель?
Я опять промолчал. Он прав, и я это знал. Возразить было нечем.
— Жаль, что ты этого не понимаешь… — в его голосе зазвучало презрение. — Мир нуждается в защите, а не в опеке. Ребенок вырастет инфантилом, если над ним все время трястись. Нам нужны потрясения, чтобы двигаться вперед, иначе мы зачахнем.
— Не потрясения, — возразил я. — А стимул к развитию.
Кинэн хмыкнул, оставив мою поправку без ответа.
— Так вот, возвращаясь к тому юнцу, который так не вовремя стал божеством, — с горечью продолжил он. — Тогда, на первом курсе, у меня была гипотеза… Знаешь, я в ней до сих пор убежден. Я попытался ее проверить, и как раз тогда меня шарахнуло перерождением.
Я был шокирован. Мне только что стукнуло 18 лет! Какой из меня Вечный… Но я решил, что это к лучшему. Теперь у меня имелось все, чтобы продолжить эксперименты с Гранью. Я был уверен, что причина разделенности миров — Маар, что во время раскола земель некрос — нежизнь — выделился в отдельное пространство, в отдельный слой, и именно он не дает нашим мирам ни слиться в одно целое, ни распасться совсем. Я подозревал, что наше мироздание устроено не по принципу пчелиных сот, как заявляет официальная наука, а на самом деле все мы граничим с Мааром. Что проходя через шеадр, ты идешь не из одной земли в другую, пересекая всего лишь одну вуаль Грани, а сначала попадаешь в Маар, буквально на мгновение, и сквозь Маар ты перемещаешься в другую землю. Шеадр — это не проход-порог, это мостик или тоннель.
Я кивнул, соглашаясь. Мысль о "тоннельности" шеадра уже не раз приходила мне в голову, об этом говорили кое-какие показатели, которые мы замеряли при смещении и перекосе решеток, да и собственных наблюдений, накопленных во время стягивания, восстанавливания Грани после разрывов, хватало.
— Но проверить гипотезу можно было только построив прямой переход в Маар. Считается, что живое тело не может там находиться, что Маар-Некрос — это иное состояние материи, но я, став Вечным, решил, что у меня есть шанс. Я построил… устройство. И стал его испытывать. В общем, ты видел, как оно работает. Ты только что уничтожил несколько таких устройств.
— Так ты доказал свою теорию? — нетерпеливо перебил его я, заинтересовавшись его исследованиями.
— Убедительных доказательств я не получил, к сожалению, — вздохнул он.- Мы создавали точки входа, но удерживаться в них мог только я сам, обычные люди теряли сознание или вовсе гибли. Но косвенных подтверждений накопилось достаточно. Очень быстро я перенес эксперименты в Анг Мирт. У моего предшественника-Горностая давно был налажен с ними контакт, и поначалу я просто экспериментировал в Ар Хойте, замеряя показатели и исследуя все, что с этим связано. Очень пригодились нэрги — они расширяли пространство разрыва, позволяя мне задерживаться в прорехе между мирами и замерять показатели. Как ты думаешь, почему Грань в месте разрыва так похожа на пространство Маара? Именно поэтому. Две витасферы соединяются вместе, создавая мост через изнанку, но изнанка миров все равно через них сквозит — она его окружает. И да, есть риск, что если держать окно открытым очень долго, Некрос прорвется в наш мир, сожрав мост.
— Значит, Маар, — кивнул я. — Что дальше?
— Я теоретик, — отрезал Кинэн. — Я скорее сумасшедший ученый, из тех, что пытаясь изобрести велосипед, изобретают атомную бомбу. Мне нужен был практик, кто-то, кто мог бы воплотить в жизнь те идеи, что приходили мне в голову. Я хотел работать вместе с тобой. Я долго следил за тобой, когда ты появился, изучал твое прошлое. Убедившись, что ты ничем не похож на Анта, я попытался наладить с тобой контакт. Но ты… ты считал меня пустышкой. Все мои усилия по установлению отношений пропали всуе.
Я попытался вспомнить или хотя бы понять, что именно он имел в виду. Нет, не помню. Вряд ли можно считать попытками установить отношения те странные встречи, дурацкие многозначительные разговоры и глупые полудетские шутки, постоянно ставившие меня в тупик. Да, общение с людьми никогда не было сильной стороной Кинэна Кэйна, избалованного ребенка-вундеркинда, слишком рано получившего божественную силу.
— Я долго надеялся, что мы найдем общий язык и сможем работать вместе. Но нет. Ты всегда предпочитал Гевора, хотя наш союз был бы более результативным. Но ты… ты смотрел свысока, считая меня то ли капризным ребенком, то ли мелкой зверушкой. Поначалу я пытался хоть чем-то тебя заинтересовать. Потом злился. Потом ненавидел и завидовал. Видишь, я ничего не скрываю… — усмехнулся он с сарказмом, через который сквозила искренняя печаль. — Потом решил, что мне проще избавиться от тебя и вычислить нового Ворона.
— Как ты его вычислишь? — удивился я.
— А как мы вычислили Алекса? — парировал Кинэн. — Хотя… все было очень неоднозначно. Ты знаешь, что когда мы задали вопрос Зеркалу, кто может стать Нигейром, мы получили восемь кандидатов?
— Сколько? — изумился я.
— Да, восемь. И пятеро из них находились здесь, в Солнечных Землях. Мы наблюдали за ними несколько лет, но… ни один из них не стал Нигейром. Мы следили за статуэткой из коллекции Кольера — но Змей так и не засветился. Тогда мы притащили сюда первого мужика со Старой Земли, который казался нам идеальным воплощением Нигейра. Американец, успешный в своем мире конструктор оружия. Мы инсценировали несчастный случай, заверив его, что в своем мире он умер, и что возврат невозможен. Я оставил его у себя в Ледере, заявив, что нам очень нужны его мозги. Поначалу он с любопытством и удовольствием работал, а потом стал спиваться. Кончилось все гибелью — в пьяной драке с каким-то вервом.
— А статуэтка? — заинтересованно спросил я.
— Поначалу стала немного тлеть, но затем быстро потухла. С Алексом мы решили поступить по-другому. Мы задумали создать такие условия, чтобы ему было ради кого в нашем мире жить. Ты, кстати, когда-нибудь спал с райзе?
Я удивился скачку его мысли.
— С райзе — нет, но причем тут это?
— У самок райзе очень интересная особенность — очень притягательный для людей запах во время течки. У Эрлен есть целый отряд модификантов, которых она использует для совращения. Поэтому именно райзе получила задание влюбить будущего Змея в себя и привести в Ар Соль. Они должны были немного поскитаться по землям, он бы считал, что защищает ее, а она бы охраняла его от действительно серьезных проблем. Но вышло немного не так… Там, на острове, где был Порог, та девушка, Юля, первая пересекла его, причем совершенно случайно, а следом за ней — и остальные, и райзе пришлось идти с ними. С феромонами у нее было все в порядке, а вот с мозгами — не очень. Она запаниковала, попытавшись убрать "хвост" по дороге. Убить Румянцева, обернувшись райзе, убить Юлию, заманив ее в храм Эрлен и одурманив ядом. Не вышло, хвала богам. Одновременно с их появлением засветилась статуэтка Нигейра, и мы поняли, что попали в цель. В дальнейшем Кольер предложил дать Алексу Легарот, и мы все убедились, что Нигейр таки выбрал себе носителя.
- Что же по-твоему движет богом, когда он выбирает себе тело? — напомнил я вопрос, с которого начался наш долгий разговор-исповедь.
— Поначалу я был уверен, что это знания или навыки в профильной сфере. Но нет… Ты хорошо понимаешь, что такое Вечный? Что представляет собой эта странная сущность, которая вселяется в людей, наделяет их силой, делает могущественным и почти бессмертными?
— Существо из Маара? Не мертвый и не живой?
— Может быть и так, — пробормотал он. — Но это не существо. Это идея. Идея в чистом виде. И она ищет сродство. Духовное сродство с возможным носителем ипостаси. В нем должен гореть тот же самый огонь. Ворон-защитник. Кинэн — генератор идей. Гевор-прогресс. Нигейр — Завоеватель. Даллах- дающий жизнь и целитель. Вагабр — порядок. И так далее…