Вытащив фотокарточку, он принялся отмерять шаги, и наконец — поднял её над головой.
— Запас видимости в вашу пользу, Иван Сергеевич, — сказал он, — я прошу вас только сказать — кто изображён на этой карточке! Ну хотя бы — мужчина это, женщина…
— Женщина, — брякнул щурившийся свидетель явно наобум.
— Ну… почти угадали, — согласился Иосиф Филиппович, — сука. Фотография моей любимой левретки Жужи.
Поднявший хохот не сразу заглушил стук молотка, и…
… оправдан по всем пунктам.
— Это ещё не конец, — пророчески сказал Иосиф Филиппович, закончив принимать благодарности и поздравления с видом олимпийца, уставшего от фимиама от простых смертных.
— Это ещё не конец, — повторил он, сощурившись, и в его выцветших старческих глазах, в самом тоне сказанных слов, мне почудилось, как наяву — облегчение. Облегченье человека, который смог — вот так, во весь рост! Пусть даже и на старости лет.
Глава 6
— Я бился за каждый рубель! — патетически воздевая костлявые, веснушчатые руки вверх, и будто бы призывая Всевышнего в свидетели, — повествовал Лев Лазаревич, тигром расхаживая по полутёмной комнатке на заду аптеки, — За каждый наш шекель, за полушки и полугроши! Ни шагу назад!
Глаза ево сверкали по-кошачьи, а присыпанные перхотью пейсы развевались победными флагами. Воитель! Финансовый кондотьер, берущий штурмом чужие капиталы и успешно защищающий честно награбленное!
— Лев из колена Давидова, — усмехнулся я.
— Ой! — всплеснул руками компаньон, резко повернувшись ко мне, крутанувшись на пятках, как молодой, — Вам таки смешно за деньги? Могу поторгованное отложить сугубо в свою, а не в нашу общую пользу!
Он чуть ссутулился и вытянул худую шею — чисто стервятник, готовый вот прямо сейчас броситься к столу с финансовой документацией, и душить мине фактами, как опытный бухгалтер с двойным дном. Тыкать сухими пальцами в аккуратно выведенные циферки, посылая оппонента в нокдауны собственной несостоятельности. Герой увлекательного мира ростовщичества и гешефта!
— Да шо ви такое говорите, Лев Израилевич?! — я вытаращился на него по обычаю Привоза, разговаривая не только языком, но руками и всем своим лицом так, шо куда там миму! — Как ви можете видеть странную насмешку там, где есть большое моё одобрение и искренне восхищение вашим неустанным трудом в свою и нашу пользу!? Ещё самую немножечко таких необычных для вашево народа мыслей и разговоров, и ви таки повесите у сибе иконы, подружитесь с толстым батюшкой, и станете интересно говорить за погромы во время чая с мацой!
— Мине показалась ваша улыбка? — прищурился он, — Таки да или — извините, Лев Лазаревич?
— Улыбка радости и одобрения, Лев Лазаревич! — всплеснул я руками, делая большие еврейские глаза, — Где я могу горевать и хмурить брови домиком, когда ви говорите мине за прибыль!? Извините таки, шо я радуюсь, когда мине говорят за мои деньги в сторону прибыли! Ещё немножечко, и стану с подозрением смотреть на вам! В конце концов, кто из нас двоих жид, который должен подавать другому пример правильного отношение к шекелям?!
— Таки ой! Совсем обрусел, — компаньон мой потёр лицо, и уже с меньшим пылом начал рассказывать за антикварный бизнес. Прибыль таки да, но мы таки посовещались, и я решил пустить её в оборот и на пользу, а не хапнуть на карман здесь и сейчас.
Лев Лазаревич от моево решения пришёл в некоторый минор и вздыхание, но на прямой вопрос, а што с ним не так, только сопел и вздыхал.
— Да всё понимаю! — взорвался он наконец, шумно высморкавшись в большой клетчатый платок, нервно теребимый руками, — Но это же не значит, шо мине нельзя погрустить о деньгах, которые будут не прямо сейчас в моём карманах, а когда-нибудь потом через может быть?!
После попив чаю с вкуснющими бейглами[15], распрощался с компаньоном и евойной супружницей, выйдя из затхловатой аптеки на свежий, но излишне сырой московский воздух. Порывистый ветер сразу бросил в лицо мелкие брызги, пахнущие палой листвой и немножечко дымом с конским навозом, и я сразу одел поглубже шляпу, натянув чуть не по самые уши.
— Постой-ка… — вцепилась в меня какая-то мещанка из ремесленных — совсем старая, чуть не пятидесяти лет, — милок…
— А-а! — взывала она внезапно пароходной сиреной, когтисто вцепившись в рукав и потянув меня вниз…
«— Вы получили дебаф — оглушение!» — выскочило в подсознании не к месту, и меня будто шарахнули кулаком по голове, выбивая сознание. Нокдаун!
15
Бейгл или бейгель — выпечка, изначально характерная для еврейской кухни, ныне распространенная во многих странах, в форме тора из предварительно обваренного дрожжевого теста. Происходит из Восточной Европы, откуда еврейские эмигранты принесли его в США и прочие англоязычные страны.