— Замечательно! — он аж светится, но тут же спохватывается, — То есть лично для вас, разумеется, скверно! Но ваш случай может и должен стать примером того, как царизм относится к простому народу! Примером того, как талантливые люди, не являющиеся представителями привилегированного сословия, не могут получить нормального образования!
Голос его гремит литаврами по всему трактиру. Видно, што человек не хочет сдерживать себя — он из тех, кто готов всё и вся бросить на Алтарь Революции.
— Вы должны стать нашем штандартом, Егор, — он прерывает речь, хватая меня за руку и гипнотически вглядываясь в глаза, — Сейчас, именно сейчас выступить против Самодержавия! Громко, ярко! Разумеется, мы проиграем, но ваш пример…
— На хуй!
— П-простите… что? — Сергей Сергеевич неверяще смотрит на меня.
— На хуй пошёл, пёс! — меня ажно трясёт от ярости, — Своей жизнью ты можешь распоряжаться, как хочешь, но никогда не пытайся играть чужими!
— Штандарт, блять… — вцепляюсь руками в столешницу, потому как — ну очень хочется даже не кастетом, а ножом — по горлу. Так, штобы кровища веером разлетелась, — знамя ему… Должен! Я?! Для врагов — нет выше чести, как кинуть вражеский штандарт под ноги, а для тебя…
Столешница прогибается под пальцами, а перед глазами у меня — пелена кровавая.
.. — как римского орла — жопой на кол? Штандарт?! Пусть сдохну, но воодушевлю… Пшёл, с-сука…
Компания вымелась из трактира, как и не было, и я медленно опустился назад. Найдя взглядом полового, поманил его одними глазами.
— Водки!
Глава 7
Пряча в серых глаза опаску, половой споро принёс водку и нехитрую закуску на подносе из разукрашенной жести. Запотевшая стопка водки, солёный огурец, одуряюще пахнущий травами и чесноком, и пара запеченных яиц с остатками золы на скорлупе встали на стол, споро обмахнутый полотенцем.
Решительно хватаю стакашок и…
… меня долго рвёт на выщербленные доски пола. Запах дрянной водки пробудил во мне всё, казалось бы, давно забытое. Сапожник с занесёнными кулаками, поглаживающий по бедру хитрованец с масляно поблёскивающими глазками…
«— Психосоматическое» — выдало подсознание.
— Ничево, вашество… — половой суетился с тряпкой, не показывая брезгливости, — сейчас я ето… Не извольте переживать, оно от волнения… да-с… никак не от водки! Да-с! У нас, бывалоча, и купечество захаживает, и никаких, знаете ли, претензиев!
Выхлестав остывший чай и прикусив огурец, я загасил-таки привкус желчи во рту, вытер рот поданным полотенцем и ушёл, к превеликому облегчению полового, оставив на столе серебряный рубль за беспокойство.
— Завсегда, да-с… — кланялся он, — рады-с… Только прощения просим — без таких вот, как эти господа. Одни неприятности от таких, просим прощения-с… Вам, стало быть, рады завсегда, а ентим господам мы заповедуем, да-с…
Угукаю и выхожу из трактира, успевая краем глаза заметить, как половой, оглянувшись по сторонам, хлопнул украдкой оставшуюся нетронутой водку, и подхватив назад поднос с оставшейся закуской, заспешил на зады трактира.
Меряя шагами московские улицы, подставлял разгорячённое лицо дождю и ветру, перепрыгивал лужи и раз за разом переживал случившееся. Бабка это чортова… и не важно, провокаторша это полицейская или так… из верноподданных дур. Первая, так сказать, ласточка.
Глаза полицейского агента, обещающие скорую встречу… старуха-гарпия, да р-революционные студенты с Сергеем Сергеичем… Вождёнок, мать его!
Такие, ничтоже сумнящеся, приговаривают к смерти даже и собственных товарищей — по малейшему подозрению, за недостаточностью рвения, за пропажу пёсьей преданности в глазах. Не Революция им важна и тем паче не результат, а их место в Революции, строчки в учебниках, собственные бронзовые бюсты когда-нибудь потом, в светлом будущем. Фанатики, повёрнутые на идее и собственном величии. На идее собственного величия.
— А ещё чахотошный! — вырвалось у меня вслух, и я даже огляделся по сторонам, засмущавшись. Но, слава Богу, улица по непогоде пустая, и лишь редкие прохожие спешат, натянув шляпы и подняв воротники, да жмутся под козырьками и навесами дворники и разносчики, дожидаясь окончания дождя.
Вырвалось и вырвалось, но почему-то — в голове занозой под ногтем застряло.
— Точно! — остановившись, прищёлкнул пальцами, и пошёл дальше, замедлив шаги. Личность психопатического типа, с болезненным самолюбием… и я, обложивший его хуями… а ещё страх, выметший всех четверых из трактира. Не простит! Не тот человек. И чахотка, то бишь не затаится, а может наотмашь — здесь и сейчас! Просто штоб не одному помирать.