— Тьфу ты! — досадливо плюнув на растекающееся по пузырящейся луже конское яблоко, попытался убедить себя, што — ерунда всё!
Но как-то не убеждалось. Такие вот Сергеи Сергеичи, они за всё хорошее против всего плохого, но как-то так выходит, што борьба их ведётся вроде как против самодержавия, а по сути — с собственными товарищами. За место в иерархии стаи, за иное толкование священной для них идеи, за…
… и главное, падлы такие, не тонут! Как говно. Стреляют, утверждают приказы товарищам по движению, и живут, даже и с чахоткой. Только глаза гипнотически пучат, да речи произносят, свято уверенные в собственной нужности. А такие, как Глеб — под пули полицейских, на каторгу, в тюрьмы.
Домой пришёл совершенно мокрый, пахнущий рвотой и почему-то псиной. Татьяна, приняв чуть не насквозь промокшую верхнюю одежду и обувь, споро унесла их сушиться, ворча и причитая.
— Я ванну набираю, Егор Кузьмич! — донеслись безапелляционные её слова, и тут же раздался звук открываемых кранов в ванной, — И может, коньяку прикажете?
— Чаю! — передёрнул я плечами при одном упоминании алкоголя, и Татьяна, выказав глазами недоумение и несогласие, принялась хлопотать.
Несколько минут спустя я лежал в ванной, а на специальной подставке стоял стакан в серебряном подстаканнике, в котором плескался крепченный, едва ли не дегтярного цвета чай. Отхлебнув, поморщился чутка — сладкий! А знает же… впрочем, как лекарство — самое то.
Днём коротал время, придумывая для Нади идеи к «Гарфилду», пытаясь пусть не забыть, но хотя бы — забить эмоционально произошедшее днём. Не думать, не вспоминать…
— Вот прям толстого такого? — не унималась Надя, — А не слишком?
— Для улыбки, — поясняю ей снисходительно, — штоб просто глянул на таково пузана, и губы сами вверх в улыбке подёргивались.
— А…
Раздражённый бестолковостью девчонки, я объяснял, рисовал, предлагал идеи…
… а потом р-раз! А тревожности-то и нет! Просто — воспоминание неприятное.
— Спасибо, — остановив объяснение, говорю ей.
— Всегда пожалуйста, — бестолковая девчонка разом преобразилась в смешливую и немного ехидную интеллектуалку, которая не только пишет книги, издающиеся в шести странах, но и регулярно печатается в газетах, — братик!
— Хм… сестрёнка, — покатал я на языке и кивнул, глядя в спину Наде, собравшейся с альбом в свою комнату. А ведь и верно… сестра! Родней родных.
Тревожность окончательно ушла прочь, и грудь распёрло, как надуваемый воздушный шарик. Какой же я всё-таки счастливый!
Вечером Владимир Алексеевич, придя из редакции довольно рано, выслушал меня, задавая уточняющие вопросы. Санька, допущенный до серьёзного разговора, сидел тихой мышкой, сочувственно сопя на некоторых местах моево рассказа.
— В открытую, значит, — опекун пробарабанил сильными пальцами по подлокотнику, — хм… могут! Напортачили сами, а обидеться за своё скудоумие на тебя изволили? Эти могут… не впервой.
— Или повыше кто? — он задумался, мрачнея и подёргивая ус, — Н-да… очевидно, што вероятно. Не факт, далеко не факт… мелковат ты, как по мне, штоб Великий Князь…
— А пониже кто? — осведомился брат, — Сам бровкой повёл, и без всяких слов хотение исполнят.
Сказав, он тут же засмущался, и даже вжался немножечко в кресло.
— Очень может быть, што и да, — согласился Гиляровский с ноткой сомнения, — излишне ретивый… пожалуй. Есть категория служак, готовых впополам порваться ради одобрительного начальственного кивка. Тем паче… хм, других пополам рвать.
— Показать служебное рвение в деле, попавшем на вид начальству? — поинтересовался я, и дядя Гиляй кивнул в ответ, кусая задумчиво ус.
… — ещё и революционеры, — упавшим голосом сказал он несколько минут спустя, и мне стало неловко.
— Да ты тут при чём? — понял опекун моё состояние, усмехнувшись кривовато, — Просто один к одному всё, комом скаталось. Акция… пожалуй, што и нет. Не сейчас, по крайней мере. Не… острая. Уж поверь, я эту публику знаю получше. А вот нагадить, и крепенько, могут.
— Да хоть провокацию! — выпалил Санька, подавшись с дивана вперёд, — Што?! Вроде как от полиции нагадили, а сами в сторонке! Ты в тюрьме, у них — возможность в колокола бить, што самодержавие забижает…
— Обижает, — поправила его Мария Ивановна, вздыхая.
— … обижает, — послушно повторил брат, — и этот Сергей Сергеевич всё равно тебя через своё колено, под свою волю ломает. А?! Тут тебе и месть, и всё, што хочешь!
— Весьма вероятный сценарий, — захмурился Владимир Алексеевич, дёргая себя за ус, — дружный тандем полиции и революционеров, двигающийся в одном направлении, это достаточно серьёзная проблема. Не критичная в ином случае, но сейчас, пожалуй…