— Што сбегли без оглядки, то и правильно, — одобрил я их поступок, — Ты, Котяра, молодец большой, верно сделал. Калуны эти, и вся нищая братия, они долгой памяти не имеют, и разум у них — стайный!
— Порешаю… хм, вопрос, — я задумался над решением проблемы, склоняясь всё больше к жёсткому варианту. Посоветуюсь с Сэменом Васильевичем, но… но попытку даже не убийства, а изуродования Мишки, оставлять нельзя.
С убийством они не то штобы в своём праве… но скажем так, рядышком где-то. А уродование такое… нет, нельзя прощать. Ответить надо, образцово-показательно.
Сэмена Васильевича ждали к ужину, и он таки пришёл. Поцеловав руку раскрасневшейся хозяйке дома, пожал нам, и снова сделал многозначительные глаза на тётю Песю. Та в ответ закраснелась ещё сильней, и застесняла лицо за полотенцем.
— Я таки понимаю, шо у нас скоро образуется новая ячейка общества? — поинтересовался я у Фиры громким шёпотом.
— Ой! — отмахнулась от мине полотенцем тётя Песя, не дав дочке сказать своё мнение за маминого хахеля, — зачем портить браком такую хорошую дружбу?!
— Я таки за, — вздохнул Сэмен Васильевич, — но Песя видит слишком много сложностей там, где их и без тово есть!
Песса Израилевна поделала бровки, но отмолчалась, а мы не стали лезть в чужие тараканы.
— Ты всегда так легко с руссково на одесский перескакиваешь? — поинтересовался тихохонько Котяра, усаживаясь за накрытый стол.
— Хм… даже и не замечаю перескока, — признался я честно, — просто р-раз! И будто по щелчку, под собеседников подстраиваюсь, да и мысли в ту же сторону ускакивают.
— Ой… — часом позже сказал я, отваливаясь от стола и отчаянно борясь с желанием расстегнуть пуговицу на брюках, — оставлю немножечко места для сладково.
— Да расстегни ты их, — поняла почти тёща мои мучения, — или я буду думать, шо плохо тибе накормила, и не спать всю ночь, переживая за свои таланты хозяйки!
— Таки да, — согласилась с мамеле Фира, сдерживая улыбку, — бруки на подтяжках и потому не спадут, а если ты мине и нас внезапно застеснялся, то сделай этот жест на веранде, куда вы собрались поговорить и покурить.
Нарочито молдаванский говор Фиры, имеющей весьма грамотную речь по своему хотению, несколько разрядил нас и обстановку. Расположившись на веранде, поведали Сэмену Васильевичу о делах непростых, а местами так даже и сложных, поглядывая иногда на женщин, хлопочущих на кухне.
— Пф, — сделал он губами, выдохнув следом клуб раскуренново дыма, — это проблема не из тех, которые не решаются, но из-за настойчивого интереса полиции придётся делать всё аккуратно и через деньги.
И на мине глазами. Киваю в ответ, и Сэмен Васильевич несколько секунд меряется со мной взглядами. Понимаю ли? Понимаю…
Последствия осознаю, принимаю, и как именно прошу проблему решить — тоже. Не только и даже не столько он. Иваны знакомые, Лев Лазаревич… жёсткий будет ответ, очень жёсткий.
И недешёвый, да… притом сугубо за мои деньги. Не потому, што у них жадность, а потому што — равные права. Партнёрство.
Решать же свои проблемы за чужие деньги, это признать чужое старшинство, со всеми втекающими и вытекающими.
Наши переглядывания если кто понял, так только Котяра. Браты, они хоть и ориентируются на Хитровке, но глубоко в эту грязь погрузиться им не даю. Незачем.
— Порешаем, — согласился расслабившийся Сэмен Васильевич, — Сами-то што?
— Ну… — Мишка с некоторым даже недоумением пожал плечами, — в Африку, куда ж ещё.
Котяра закивал решительно, глядя на меня отчаянными глазами.
— Куда ж, — хмыкнул почти родственник, окутавшись клубом дыма, — много куда можно, но я таки понял, шо вам приспичило до Африки, как по большой нужде с отчаянным нестерпёжем.
— Документы бы, — нерешительно попросил Котяра, — деньги есть. Хм, будут, с собой нет.
— Документы… с этим могут быть сложности, — задумался Сэмен Васильевич, — я таки понимаю, шо молодым человекам охота вернуться потом на прежнее место жительства?
— Мне — да, — решительно отозвался Пономарёнок, нервно выпрямившись в кресле качалке, отчево оно пришло в движение.
— Мне… — Кот задумался, — всё равно, пожалуй.
— Я таки сильно сомневаюсь, шо вам всё равно, — язвительно отозвался тёти Песин хахель, — потому как могу устроить пашпорт турецкоподданого! Устроит?
— Жидом? — уточнил друг.
— Угу. Ну как?
— А хоть какая-то польза от жидовства моево пашпортново будет? — заинтересовался Котяра, но сразу видно — с сугубо образовательным интересом.
— Пф… не особо, даже если и гиюр[18] примете. Или ви таки думаете, что с обрезанием приобретёте внезапно много любящих родственников? Если думаете, то вам это таки только кажется!
18
Гию́р (ивр. גִּיּוּר) — обращение нееврея в иудаизм, а также связанный с этим обряд.