Музыку остановили. Раздались аплодисменты.
— И что вы можете сказать по поводу моих трюков? — обратился я к женщине.
Она встала и подошла ближе.
— По поводу трюков я могу сказать то, что они выполнены безукоризненно. Ведь если ты говоришь правду, то за три года можно этому научиться в совершенстве. Но вот твоя мимика пока еще хромает, хотя я заметила, ты пытался исправить свою ошибку.
— Да-да, об этом я знаю.
— Так что тебе придется учиться только этому. Со всем остальным ты справляешься неплохо и вполне мог бы заметить Настю, если не насовсем, то хотя бы на время.
— Значит, можно сказать, что я принят?
— Да.
Как ни странно, но ни удивления, ни радости я почему-то не испытывал.
Было лишь какое-то непонятное чувство чего-то необычного и странного, хотя ни того, ни другого здесь не было и в помине. Мои чувства разлетелись, разошлись в стороны и первый раз в жизни я не знал, что делать. «Такого со мной не было давно, — подумал я, медленно собирая свой реквизит. — Ну ничего, раз показал им свое мастерство и им это понравилось, то почему бы здесь не задержаться? Дома ведь все равно нечего делать. Нет, конечно, бывают такие дни, когда я чем-то занимаюсь, но это редкость».
— Так ты точно решил остаться с нами? — спросила Любовь Васильевна.
— И платить пятьсот рублей в месяц? — закрывая чемодан, сказал я.
— Да. Тебе это Кеша сказал?
— Нет, я не говорил! — крикнул мальчик, встав.
— Я просто предположил, сказав первое подходящее число, пришедшее в голову.
— Так что?
Я еще раз все хорошенько придумал и сказал:
— Ну, хорошо. Деньги когда приносить?
— Как только, так сразу.
— Значит, сразу!
Покопавшись в кармане, я достал немного примятые, но вполне пригодные купюры и подал их женщине. Та почему-то удивилась, но взяла деньги и ушла, вернувшись вскоре с отчетным журналом, куда вписала мою фамилию, взнос и подпись, которую я поставил там же.
— Я растерялась, когда ты достал деньги, — сказала Любовь Васильевна, закрыв журнал.
— А что тут такого?
— Еще никто никогда не принимал так быстро решение. Обычно все думали, долго думали, да так и не приходили. Не то денег жалели, не то еще какие причины находили. Так что ты меня удивил.
Я улыбнулся.
— Рад слышать!
— Знаешь что, приходи в четверг! Мы занимаемся три раза в неделю: вторник, четверг и суббота с шести до восьми.
— А вчера?
— Вчера просто выступление было — пришлось приходить, а так по понедельникам нас тут не бывает.
— Ясно! Может, я пойду?
— Да ради Бога. Если хочешь, чемодан можешь оставить у нас. Не беспокойся, к нему никто не будет подходить, а уж тем более копаться в нем.
— Пожалуй, я так и сделаю.
— Значит, до четверга?
— До четверга, — сказал я и вышел из шатра.
За это время, что я пробыл внутри, солнце совсем скрылось за тучи, которые заволокли все небо. Воздух стал прохладным. Появился ветерок, который довольно сильно раскачивал макушки деревьев. Все птицы куда-то спрятались, и их не было видно нигде. «Наверное, дождь приближается», — подумал я, и собрался было отправиться на остановку, как из шатра вышел Иннокентий.
— Честно скажу — ты меня удивил. Я и не предполагал, что ты сможешь показать такое. Мне показалось ты — любитель, знаешь, такие бывают — два-три трюка и все! А тут…
— Я и правда любитель, но… — и замолчал.
— Что «но»? — спросил мальчик, не дождавшись ответа.
— Ничего.
«Вовремя же я остановился! Хотел сказать «опытный, хорошо натренированный», а это как раз мания величия. Все начинается именно с этого. Вначале ты хочешь быть одним, затем другим, который лучше предыдущего… Нет, так нельзя — нужно оставаться собой, тем, кто ты есть на самом деле. Только так можно научиться понимать жизнь!»
— Послушай, Кеша, что ты мне вчера про эту девочку говорил? Как там ее? Анастасия?
— Настя? А что такого?
— Ты сказал: «проку от нее мало», но как я понял сегодня, она занимает одну из ключевых ролей в цирке. Или я не прав?
Он опустил голову, не зная ничего.
— Значит прав, раз молчишь. Ты плохо поступаешь, говоря такие вещи. Ты завидуешь, чего нельзя делать! Зависть — порок и от него нужно избавляться, чем раньше, тем лучше!
— Да кто ты такой, чтобы говорить это мне? Второй раз тебя вижу, а ты уже лезешь, куда не просят.