Конечно, она не была мертва. Ее похожее на крысу лицо смотрело на меня; и это лицо, даже в темноте и после поражения, было дико торжествующим. Настолько торжествующим, что оно одним махом открыло мне тайну ужаса, охватившего меня. Я не стал ждать второго взгляда!
Дверь в лабораторию Антона Серхио была на расстоянии десяти шагов. Я подошел к ней и отчаянно схватился за ручку. Дверь была заперта. Я бросился на нее, еще и еще, раз за разом. Что-то треснуло, сломалось. Дверь с грохотом распахнулась внутрь. Я бросился вперед, и когда переступил порог, я услышал приглушенные звуки тьмы передо мной.
Я зажег спичку, она горела достаточно времени, чтобы я мог обнаружить очертания мрачной, массивной динамо-машины безумного Антона Серхио. Уже во мраке я нащупал ее, наткнувшись на тяжелый стол, который стоял у меня на пути. Провода оплели мои ноги. С яростью я отшвырнул их в сторону. Я слышал стон самой машины, аккомпанирующий живому нытью, которое окружало меня.
И тогда я остановился. Одно дело было броситься вслепую вперед с героическими мыслями об уничтожении монстра, которого создал Серхио. Совсем другое — войти в контакт с этим пульсирующим металлическим гигантом зла. Эта вещь больше не была холодной и мертвой; она была до ужаса живой!
Я не герой, не человек неустрашимого мужества, который встает перед смертью, смакуя появившиеся ощущения. У меня не было желания безумно броситься на эту штуку и быть втянутым в ее потоки. Я колебался; я отступил. И пока я стоял там, мои жесткие негнущиеся пальцы механически зажгли другую спичку.
В свете этого быстро потухшего пламени я увидел кое-что еще. Это была сморщенная, искаженная фигура Антона Серхио, привязанного к столу в дальнем углу комнаты. Кровь запачкала его лицо, и багровый рубец растянулся по лбу. Он дернулся вперед, пытаясь слабо предупредить меня.
— Переключатель — Моллер! Поверни его! Торопись…
Спичка умерла в моих пальцах. Я чиркнул другую. Моя рука дотронулась до переключателя с черной ручкой, который контролировал силу адского зверя передо мной. С внезапным судорожным рывком я нажал на него.
В том, что произошло после, я не совсем уверен. Огромный слой синего пламени обрушился на меня, окутывая со сверхъестественной скоростью. Каждый отдельный звук в комнате был заглушен ревом поднявшегося шума. Я отшатнулся назад, прижав руки к глазам, и горький запах раскаленного металла затрепетал в моих ноздрях. Я увидел слабое алое сияние, поднимающееся от искривленной массы металла передо мной. Мне было жарко, ужасно жарко, как будто меня внезапно швырнули из абсолютного холода в яму с корчащимся пламенем.
Каким-то образом, через это сияние я добрался до человека, который был в этой камере ярости вместе со мной. Я рвал его веревки, пока они не раскрошились в моих руках — как будто были проглочены этим первым облаком жидкого пламени.
Я помню, как тащил его к двери и слышал его слова, когда его измученное лицо приближалось к моему.
— Он… связал меня здесь… Моллер… и включил ее! Бог знает… почему… он сделал… это…
Затем я оказался в коридоре снаружи, почти ползя на руках и коленях. Голос тьмы, раздающийся со всех сторон от меня, был похож на воющий волчий крик. Серхио скулил где-то рядом. И тут издалека, — со стороны комнат Вернона на другой стороне площади, — раздался звук, который пронзил мой мозг. Бесконечный, устойчивый вопль абсолютной агонии, рожденный в самых низких глубинах ада и сорвавшийся с умирающих губ. Пронзительный и ясный был он, убивающий все, что было до этого. Убивающий мое последнее слабое сопротивление.
Тем не менее, даже когда я поддался этому, слова Серхио словно обожгли меня:
— Он включил ее!
И я вспомнил лицо человека, который напал на меня наверху лестницы. Лицо Лобера — помощника Антона Серхио.
И когда я пишу этот отчет сейчас, в безопасности своих комнат я все еще содрогаюсь от звериного выражения лица этого человека, когда он напал на меня.
Должна ли быть другая глава в этом повествовании? После прочтения (прошло три месяца и четыре дня с момента моего последнего посещения дома Антона Серхио), я боюсь, что должен добавить еще слово.