Даже если Рита Янси и знала еще что-то о близнецах, все равно ни Хилари, ни Джошуа не смогли бы вытащить из нее нужные им сведения. Еще мгновение, и любой из них скажет какое-нибудь грубое слово, оскорбит ее, да так, что старуха обидится и заставит их убираться из ее дома.
Тони чувствовал, как Хилари была потрясена сходством ее судьбы и судьбы Кэтрин: сколько мук они обе приняли от своих жестоких родителей. Хилари было все противно в поведении миссис Янси: и ее попытки выступить в роли морализатора, и краткие погружения в приторное сентиментальничанье, и постоянные грубые комментарии в адрес Кэтрин Фрай.
Джошуа страдал от того, что было уязвлено его самолюбие: двадцать пять лет он работал на Кэтрин и ничего не заметил. Не разглядел того, что бурлило и кипело под холодной маской, которую так искусно носила всю свою жизнь Кэтрин.
Тони, почувствовав, что назревает скандал, поднялся с дивана, на котором сидел, и перешел на стул, стоявший напротив миссис Янси. Свое перемещение он объяснил желанием погладить кота. В действительности, он сделал это, чтобы оградить миссис Янси от Джошуа, который того и гляди, вцепится ей в волосы. А сидя напротив миссис Янси, можно было продолжать расспросы, не опасаясь нежелательных выходок со стороны Райнхарта или Хилари.
Тони поглаживал кота и без остановки болтал с женщиной, используя весь запас своих излюбленных шуток, которыми он пользовался на работе.
Как бы случайно, он спросил, а не было ли чего-нибудь необычного в связи с рождением близнецов.
— Необычное? — переспросила миссис Янси. — Что вы имеете в виду: двойня — это необычно.
— Вы правы, я не ясно поставил вопрос. Меня интересует вот что: не случилось ли чего-нибудь во время родов, чего-нибудь странного или необычного с матерью или детьми.
Тони очень удивился, заметив вопрос в глазах миссис Янси. Она точно что-то вспомнила.
— А ведь правда, — сказала она, — кое-что необычное было.
— Попробую угадать — прервал ее Тони. — Младенцы родились в «сорочке».
— Совершенно верно! Как вы догадались?
— Случайно.
— Черт побери! — Она ткнула в него пальцем. — Ты не так прост, как кажешься.
Тони заставил себя улыбнуться в ответ. Заставил, потому что ничто в облике и поведении миссис Янси не могло возбудить в нем доброй улыбки.
— Близнецы родились в «сорочках», — сказала она. — Доктор, конечно же, имел дело с подобными случаями, но объявил, что подобное встречается исключительно редко.
— Кэтрин об этом знала?
— О «сорочках»? Не сразу. У нее была родильная горячка. Три дня она ничего не соображала.
— А потом?
— Я уверена, что ей сказали. Такое всегда говорят матери. Стоп... я ведь сама ей об этом сказала. Да, да, сказала. Сейчас я это точно вспомнила. Кэтрин была поражена. Ведь считается, что родившийся в «сорочке» будет в жизни счастлив.
— А Кэтрин верила в это?
Рита Янси нахмурилась.
— Нет. Она сказала, что это дурной знак. Лео интересовался оккультизмом, и Кэтрин прочла несколько книг из его библиотеки. В одной из них было сказано, что если близнецы рождаются в «сорочках», то значит... Точно не помню, как говорила Кэтрин, но уверена, что там было сказано что-то нехорошее.
— Знак дьявола? — подсказал Тони.
— Да! Да! Именно так она и сказала, — обрадовалась миссис Янси. Она уставилась в стену невидящим взглядом, вспоминая события далекого прошлого.
Хилари и Джошуа сидели спокойно. Тони с удовольствием подумал о том, что они признали про себя, что Тони больше их смог выпытать из миссис Янси.
Вдруг та заговорила:
— Сказав мне о знаках дьявола, Кэтрин замолчала и больше ничего не говорила. Пару дней она молчала, как мышь. Кэтрин лежала в кровати, уставившись в потолок, и почти не шевелилась. Какая мысль преследовала ее в эти дни — она ничего не замечала. И вдруг она так расходилась, что я уже подумывала, не послать ли за психушкой.
— Она прыгала и бегала как сумасшедшая? — спросил Тони.
— Нет, нет. На этот раз она кричала. Какая-то дикая, ни на что не похожая речь. Она кричала, что это дети дьявола, что ее изнасиловало адское существо, зеленое и чешуйчатое с раздвоенным языком и когтями на лапах. Оно овладело Кэтрин. Сумасшедшая, правда? Однако она клялась, что именно так и было. А когда она рассказывала, как все происходило, меня мороз по коже пробрал, хотя я и не верила ей. Уж очень история оказалась живописной. Я упомянула было о Лео, но как она закричала! Это был нечеловеческий крик. Стекла задрожали в рамах. Она не могла слышать этого имени. Она так разозлилась на меня за то, что я неосторожно произнесла имя отца. Она продолжала настаивать на том, что эти дети дьявола, а не Лео, хотя, конечно, знала, что это сделал ее отец, и никто другой. Я не могла не посмеяться над ней. Еще бы, молоть такую чепуху! Но бедняжка, похоже, вбила себе в голову этот бред и, действительно, искренне в него верила. Она сказала, что боится попасть на костер вместе с детьми, если вдруг церковь узнает о ее связи с дьяволом. Она умоляла меня, чтобы никому ничего не говорила. Потом она призналась в том, что оба сына имеют знак дьявола между ног.