Дети мои, знайте… Если бы не эта девушка, которая не знает о себе почти ничего — я бы не подарила вам второй шанс… Это она нашла избранного… Это она сделала того, кто был обречён на "нерождение" избранным, тем, кто по-настоящему возвысится среди прочишь… Так будет… Я вижу… Вы знаете, Избранные моя слабость… Так что будем считать, это моей благодарностью ей — той, которая так мало знает о себе… Арпеник, я читаю тебя как открытую книгу и вижу, чего ты жаждешь всем сердцем — спасения этих двух, не особенно достоянных, пусть ценою собственной жизни… Это благородно, но глупо, — Великая мать улыбнулась, — глупость и благородство всегда идут рука об руку… Что ж, я благоволею тебе, сегодня — завтра это не повториться… Лучше нам больше не встречаться…
Арина не знала, что ответить. Банальное "спасибо" — звучало бы как оскорбление — слишком грубое, выраженное звуком, горлом. Ведь человеческие слова недостойны этого великолепного существа. Мать Ткачей незаметно улыбнулась кончиками губ — поняла. Протянула руку и приняла от Прада грубую толстую иглу. Когда Капитан достал её из внутреннего кармана пиджака, свет в комнате померк, словно игла высосала его, впитала. Великая мать держала её брезгливо, чувствовалось, что ей неприятно прикасаться к этому богомерзкому предмету, наверняка артефакту. Так больше ничего и не сказав, она ткнула иглой в грудь Гиты, которая ахнув растворилась в воздухе, следом последовал Капитан. Подошла её очередь, но Арина отступила на шаг, спросила:
— А как же Вадим? Что будет с ним? Ведь его здесь нет…
Великая мать, как обычная мама, испытывающая гордость за дочь, провела рукой по её волосам:
— Придёт час и он вернётся…
Игла уколола Арину в центр груди. На мгновение ей почудилось, что её разорвало. Она одновременно была в Зябликово и в больничной палате, с простыней накинутой на лицо. Смотрела в прекрасное лицо самого красивого в мире создания и одновременно на белую ситцевую ткань. Из-за двойственности затошнило. В глазах покадрово менялось изображение. Быстрее, быстрее, быстрее.
"Апчхи!" — чихнула Арина, резко сев на больничной кушетке.
Глава N3. Смерть должна умереть
1
Константин Львович как всегда сидел в первом ряду. Сегодня он был жутко раздражён. День не заладился с утра: звонок из принадлежащего ему "Кафе Пушкинъ", о локальном пожаре стал первой весточкой. Супруга Лариса отвлекла кухарку, и кофе вышел подгоревшим — этот вкус гари до сих пор стоял во рту. Но худшее ждало впереди. Захолустная газетенка "Московский комсомолец", чей звёздный час давно прошёл, чьи рейтинги вызывали даже не усмешку, а откровенную жалость, вдруг разразилась разворотом с критической статьёй по поводу работы Первого. Бог с ним, если бы критиковали журналистов, сериалы, бездарей-ведущих, да хоть оформление эфира — пожалуйста, никто не против, но в статье чуть ли не в каждом абзаце фигурировало его имя. Константин Львович наклонился к столу и зарычал, чтобы выпустить гнев, а когда вновь посмотрел на сцену, тень злости видно ещё не улетучилась и молодой КВНщик, случайно посмотревший в его сторону, испугался, забыв текст. Эрнст улыбнулся, мальчик на сцене подумал, что улыбка предназначалась ему, и блестяще вышел из ситуации. Мда, как просто управлять людьми. На самом деле он улыбнулся самому себе. Журналист Масленников явно не знал, с кем связался. Наверняка приехал не далее чем месяц назад из какого-нибудь Иркутска и чем-то насолил редактору, ведь в этой стране давно не осталось журналистов пишущих плохо об Эрнсте. Такие были раньше, но где они сейчас? На захудалых радиостанциях, да в интернет-изданиях пишут про трусики Ксении Собчак. Он улыбнулся шире. Как же давно минули времена, когда Константин Львович имел врагов, называя их с чувством, почти как родственников "Кровники", вот и объявился новый "Кровник", жаль, что мелкая сошка, хотя… Ведь был выпускающий редактор, одобривший публикацию. В конце концов, Паша Гусев — главный в этой газетёнке, но этот, скорее всего не при делах — не досмотрел. Н Е Д О С М О Т Р Е Л — ошибка, да ещё какая! Эрнст снова скривился, как от зубной боли, представив, прокуренную редакцию со столами с извечными подтёками от кружек с растворимым кофе, людей в растянутых дешёвых свитерах за мониторами, то там, то тут раздаются язвительные смешки — журналисты переписываются, смакуя каждую строчку статьи-поклёпа — смеются над ним. Что ж, смейтесь — пока можете. Чтобы как-то поднять настроение Константин Львович склонил голову, вдохнул божественный парфюм от рубашки — какое блаженство! Иметь врагов — это прекрасно. Конец медленной размеренной жизни, в крови снова бурлит адреналин, начинается война.