— Идёмте, нам нужно поторапливаться! — приказал Прад, толкнул Ганталианта к входу и сам быстрым шагом направился внутрь.
Арина всего дважды была здесь — гуляла. Гулять на кладбище ей нравилось с детства. Вглядываясь в пожелтевшие фотографии мёртвых, на которых они улыбались или не улыбались, но выглядели превосходно, ей чудилось, что эти люди благодарны ей за то, что пришла, навестила, просили прийти ещё. Введенское кладбище не стыдилось своего возраста. Тут и там здесь попадались старинные мавзолеи, изысканные постаменты, изъеденные ветром и временем, скульптуры, покосившиеся памятники — на новых кладбищах так уже не хоронят. Больше всего ей нравилась гробница, выполненная из однотонного гранита, на ступенях которой, как ангел присела Плакальщица, вырезанная из белого мрамора. Архитектор вложил столько таланта в скульптуру, что она аж дышала жизнью. Арина могла поклясться, что видела, как хрупкое тело изредка подрагивает, роняя слезинки по безвременно ушедшим. Были здесь и другие памятники прошлого, но всю тонкость, хрупкость сакрального места, перемолола, испохабила советская эпоха. Вычурные осиновые беседки, забили фанерой, как какой-нибудь сарай. Рядом с памятником с лиричной эпитафией знатному человеку, вполне можно было встретить заржавевшее надгробие без фотографии, но с красной звездой на макушке. Мест не хватало, так что покойных хоронили чуть ли не валетом. Куда ни ступишь — везде захоронение. В последнее время за кладбищем не очень-то ухаживали: дорожки заросли травой, кое-где виднелась неубранная прошлогодняя листва.
— Вы привезли меня на Введенское кладбище? — безучастно поинтересовался Ганталиант, шедший рядом.
— С чего это ты взял? — Арина подозрительно проверила мешок на голове пленника — не порвался ли?
— Смешно, — всё так же равнодушно продолжил он, — кладбища сотни лет были моим домом. Если собрать слёзы со всех похорон, на которых мне довелось побывать, получилась бы полноводное озеро. Солёное — мёртвое озеро, как это место. Смешно ещё и потому, что кладбище выбрано моим вечным узилищем, словно я никогда и не жил, а как был Демоном смерти, так и не переставал им быть… Впрочем, я рад, что вы выбрали Введенское кладбище, мне здесь всегда было как-то спокойно. Скажи, ты видела местную Плакальщицу? Это моя любимая гробница… Такая красивая, почти живая…
Нет. Так не бывает! Перебор. Арина насторожилась — невозможно, чтобы Ганталиант думал о том же, что и она. Вывод — он всё же читает её мысли.
— Не видела, — огрызнулась она и толкнула его в спину, — пошевеливайся!
Но Ганталианта будто прорвало — он говорил не останавливаясь.
— Можешь ли ты, ведьма, представить, каково это — провести вечность, ничего не видя кроме смерти? Смерть на завтрак, на ужин и обед. Смерть по выходным и в праздники. Меня никто никогда не любил, даже не симпатизировал мне. Меня ненавидели во все времена. Никто по доброй воле не зовёт Смерть. А те, кто зовёт, всегда передумывают в последний момент и умоляют их пощадить — дать второй шанс…
Впереди забрезжил тёплый свет от факела — кладбищенские работники, подкупленные Капитаном, указали место могилы. Сверху с ветвей вспорхнула ночная птица, из травы доносилось стрекотание кузнечиков — природа не знала, какое зло они готовятся совершить.
Ганталиант говорил:
— Художники и поэты, политики, крестьяне, цари, новорождённые, подростки, обезумевшие старики… Я помню только их глаза — все до единого. Знаешь, почему я стал теперешним? Нет, я не стремился к этому, видно было предначертано. Я ещё будучи Демоном научился чувствовать. Поначалу, как неприятный зуд это распространялось, пока не захватило меня целиком. Меня всегда молили о пощаде, просили, требовали… Представляешь, иногда пытались обменять свою душу на чью-то жизнь. Но я не мог. Правила запрещают мне отступать. Я и не отступал. Взмах косы, краткий миг на знакомство и прощание.