— Эрнест, возникла накладка, о которой меня не предупредили, — краем уха услышала она, как отец обратился к пожилому консьержу с холодными глазами за стойкой. — Решите эту проблему.
Мужчина не ответил, кивнул. Подошёл, взял её за руку. Вообще-то брать за руку чужого человека ей не позволяли, но, судя по всему, отец был не против.
Папа наклонился к ней:
— Я сейчас должен уйти, а ты посидишь с Эрнестом, поняла?
Он сказал это вроде как обычно, но что-то было не так. Она снова жутко испугалась. Что-то внутри подсказывало — ни в коем случае не отпускать отца, иначе случится беда. Девочка вырвалась, обняла его и залепетала:
— Папа, возьми меня с собой! Пожалуйста! Я не буду мешать, я сделаю всё, что скажешь, но возьми меня с собой.
Он ответил, но не ей:
— Эрнест…
Пожилой мужчина мягко, но требовательно надавил на плечи, заставил её отступить. Отец поднялся, стряхнул подсохшую грязь с рукава, так и не посмотрев на неё, повернулся, зашагал к выходу.
— Папа! Папочка! ПАПА!!! — кричала она, — не бросай меня!!! Папа! Папа!!! Вернись!!!
Её душили слёзы, так что голос подвёл.
Она знала: если он выйдет за двери, то больше не вернётся.
Эрнест держал крепко.
Катя больше никогда не встречалась с отцом.
2
Наталья Фёдоровна бежала по залитому солнцем летнему полю. Босые ноги еле касались ковра из разнотравья. Молочай, медуница, тысячелистник и само собой миллионы одуванчиков — стоило ей только захотеть, и из них получилось бы неодолимое приворотное зелье или даже яд, но сегодня ей хотелось, просто, бежать по этому полю, вслушиваясь, о чём шепчутся травы. Васильковый венок щекотал нос почти неуловимым сладким ароматом. Юное тело ещё не догадывалось о существовании ревматизма, радикулита и других болезней старости, оно просилось бежать от рассвета до заката, меряя шагами неизмеримый простор великой Русской земли. Длинные распущенные белые волосы развивались за спиной. Ситцевое платье с узорной вышивкой по краю, глаза зеленее моря, лёгкий румянец и губы, как лепестки роз — вот она — воплощение молодости и любви. Какой же беззаботной она тогда была. Следом за ней бежал целый выводок зайчат, белочки и оленёнок — такой маленький, что невольно задумаешься — уж не вчера ли он впервые увидел белый свет? Сверху стайка соловьёв услаждала слух весёлой трелью. Наталья Фёдоровна смеялась от переполнявшего её счастья.
В центре поля возвышался вековой дуб, точно поддерживая своими раскидистыми ветвями купол небес. Она укрылась в его тени, заворожено слушая, как в шелесте листвы сама мать природа, нашёптывает ей напутственные слова. Ладонь прикоснулась к древней грубой коре, и Дуб проснулся, услышал её. Испытав некое родство, они обменялись подарками: он поделился мудростью, она — молодостью.
Чу! Лёгкая дрёма, овладевшая ей в тени старого дерева, выветрилась. Где-то далеко одинокий путник заиграл на самодельной дудочке. Простая мелодия, бесхитростные звуки, но сколько гармонии в этой песне! Слегка фальшивые аккорды уносили душу в неизведанные края, вознося то на высочайшую горную вершину, бросая под ноги весь мир, то в холодное царство морского бога. Ею овладело любопытство: что за талантливый музыкант живёт в этих краях? Лёгким движением руки, она попросила зверюшек, игравших в ногах, не ходить за ней. Соловьи, почувствовав конкурента, завели особенно сложную переливистую песню, но куда им до дудочки неизвестного мастера? Сегодня солнце, теперь стоявшее в зените, светило особенно ярко, от земли поднялось послеобеденное марево, в котором её никто не заметит. Звуки шагов не слышны на фоне оркестра неугомонных сверчков.
Музыкант оказался молодым пастушком лет четырнадцати, чья верхняя губа только-только начала покрываться пушком. Высокий, широкоплечий с чистыми как небо глазами, заглянув в которые любая девушка могла бы утонуть. Вскоре он разобьёт не одно женское сердце. Паренёк выводил незнакомую мелодию, вкладывая в каждый звук кусочек души. Здесь не для кого было стараться, разве что для десяти куцых овечек, равнодушно жующих траву, а значит, это его сердце требовало красоты — редкий дар. Он сидел, прислонившись спиной к берёзе, она стояла с другой стороны ствола, ловя каждый звук, опасаясь спугнуть чудесную, сказочную песню. Магия человеческого искусства длилась недолго, но за эти мгновения ей показалось, что они оба соприкоснулись с вечностью. Парень закончил на высокой ноте, вздохнул и отложил дудочку. Теперь, любимые ею звуки природы, казались фальшивыми, слишком простыми, как булыжник рядом с прекрасным рубином.