– В глаза воеводе Корнею свои слова повторить сможешь? – глядя на Сучка в упор, спросил Мишка. – Или зассышь, старшина?
Губы Сучка дрогнули, но он ничего не сказал, лишь слегка повел правым плечом, все еще держа руку заведенной за спину.
– Только дернись, дурень лысый, – донесся от двери голос Демьяна. – Прочь руку с топора!
Сучок несколько секунд постоял неподвижно, потом расслабился и выпростал руку из-за спины.
– Старший стрелок Федор! – позвал Демка.
– Здесь, господин десятник!
– Забрать у лысого дурня топор! Только сам под выстрел не подвернись.
– Слушаюсь, господин десятник!
Сучок не пошевелился, когда Федор вытаскивал у него из-за пояса топор, но выражение лица у него было такое же, как у мужиков, которым медсестра делает укол в задницу.
– Ну так что? – снова спросил Мишка. – Повторишь свои слова воеводе Корнею?
– Пош… – Сучок шумно сглотнул и выговорил, глядя в стол, – пошутил я.
– Мы тоже, – Мишка убрал кинжал в ножны и добавил: – Только шутки у нас разные: у тебя – дурные, у нас – воинские, – потом поднял глаза на Демьяна и уже другим тоном спросил. – Демка, пол-то здорово болтами расковыряли?
– Не-а! – отозвался Демьян. – Мы тупыми болтами били. Охотничьими, которые на белку, на горностая…
Поломать кости можно было и такими, но так Сучку, наверно, было еще обиднее – стреляли, как в мелкую дичь.
– А лысый дурень не понял! – добавил кто-то из «курсантов», в ответ раздалось хихиканье.
– Смирна-а! – рявкнул Мишка. – Слушай приказ!
«Курсанты» замерли, в горнице повисла тишина, слышно было только, как опять шумно сглотнул Сучок.
– «Лысого дурня» впредь поминать запрещаю! – продолжил командным голосом Мишка, поочередно фиксируя взглядом каждого из своих парней. – Обращаться к нему только со словом «старшина»! И остальным мой приказ передать!
– А как же…
– Что непонятно, десятник Демьян?
– Господин старшина, дозволь обратиться?!
– Слушаю, – разрешил Мишка и тут же прикрикнул на зашевелившихся «курсантов». – Команда «смирно» была!
Ребята снова замерли, и в наступившей тишине прозвучал вопрос Демьяна:
– Ты старшина и… этот, как же так?
– Я – господин старшина, – с нажимом на слово «господин» ответил Мишка. – Понятно?
– Так точно, господин старшина!
– Кру-гом! На выход, ступай! – скомандовал старшина Младшей стражи и, спохватившись, добавил: – Кто-нибудь болты подберите.
Пока «курсанты» выходили, Мишка старался разобраться в выражении лица Сучка. Кажется, в нем не было ни злости, ни ненависти – одно только тоскливое недоумение. Он словно спрашивал: «Господи, куда я попал? И как мне теперь тут жить?» Точки над «i» надо было расставлять немедленно, пока у Сучка подходящее состояние, и, если получится, раз и навсегда.
– Слушай, старшина, – обратился к нему Мишка. – Ты сюда не моей волей попал и не волей воеводы Корнея. Ты приехал и уехал, а мне из ребятишек воинов воспитывать надо. Христом Богом тебя прошу: не доводи до греха, – Мишка как бы невзначай положил руку на рукоять кинжала. – Не порти мне ребят.
– Чего? – Сучок ожидал чего угодно, только не того, что услышал.
– Того! Ты думаешь, я «лысого дурня» ради тебя запретил? Ради них! – Мишка указал подбородком на дверь, за которой скрылись ученики воинской школы. – Ребята должны старших уважать, а как тебя уважать, если у тебя язык и руки-ноги отдельно от головы живут? Или тебе норов дороже жизни? Тогда скажи – я тебя небольно зарежу. Только это предательством будет, и с тебя на том свете, как с Иуды Искариота, спросится.
– Чего? – еще раз повторил Сучок, глядя на Мишку, как на сумасшедшего.
– Ничего! Ты о них подумал? – Мишка указал на Гвоздя, все еще стоявшего возле стены. – Они в закупы под твоим началом угодили, под твоей рукой и освободиться должны. Но у нас – в воинском поселении – ты, со своим норовом дурным, долго не выживешь. На прошлой неделе тебе повезло, Бурей – добрейшей души человек – тебя от смерти спас. В другой раз так не выйдет. Получится, что бросишь ты своих людей. Оставишь в трудное для них время. Не дорога тебе жизнь? Черт с тобой, но ребят мне не порти!
Сучок растерянно оглянулся на своих помощников. Гвоздь едва заметно пожал плечами, а Нил посмотрел на своего начальника так, словно видел его впервые в жизни. Плотницкий старшина кашлянул в кулак, оправил на себе рубаху, машинально завел руку за спину и, не нащупав на привычном месте топора, снова бестолково заелозил руками по телу.